Секретная династия

Постников меж тем старался погасить любые возможные слухи о своей настоящей профессии. Узнав о тяжелой душевной болезни старшей дочери Герцена, он послал весьма сочувственное письмо и получил ответ: «Душевно благодарю Вас за добрые строки. Я еду завтра. Все время провел в страшной тревоге — от болезни моей дочери. Ей лучше. Как только устроюсь в Париже, поставлю за особое удовольствие Вас навестить. Усердно кланяюсь. А. Герцен» (Г. XXX. 284).

Странно видеть это домашнее дружеское письмо среди реестров и секретных инструкций III отделения, ибо Романн, конечно, тотчас переправил его на Цепной мост. Вскоре вышел и 2-й том «Мемуаров Долгорукова»: человеку, не знающему всей подноготной, никогда и не вообразить, что скрывается за этим тоненьким эмигрантским изданием «Некоторых бумаг из архива Долгорукова» (Женева, 1870). Бумаги сравнительно безобидны, доход же от продажи сборника учли все в том же здании у Цепного моста... Но все же чего только не приходится делать на службе тайному агенту: дружить с революционером Герценом, издавать изгнанника Долгорукова, снабжать деньгами государственных преступников — Огарева, Тхоржевского, слоняться по Европе вместе с первым анархистом Бакуниным (Постников не знал, что Бакунин уже порвал с прежним другом Нечаевым и на этих путях вторую часть царского задания не исполнить). Осенью 1870 года, когда начались революционные события во Франции, Бакунин, разумеется, принял в них участие: вместе с «русским коллегой» Постниковым появляется в восставшем Лионе, и потом они едва уносят ноги от французских жандармов. Агент III отделения нечаянно вошел в историю не по своему ведомству...

Не найдя Нечаева, Постников вернулся в Россию и вскоре умер. Но еще раньше, в январе 1870 года, не стало Герцена, и теперь уж некому было по-настоящему разобраться, что издал и чего не издал странствующий подполковник. Одним маленьким выпуском посмертное издание долгоруковских бумаг и окончилось. Действующие лица сходили со сцены, в Европе 1870—1871 годов зажигались новые войны и восстания — все смешалось, прошлое забывалось...

«Среди бумаг Романна, — писал в 1925 году Р. М. Кантор, — сохранился полный перечень купленным бумагам.

Куда они девались — неизвестно...»

Вероятно, архив Петра Долгорукова погиб — такой приговор произнесли или напечатали многие специалисты за те полвека, которые прошли со времени находок Кантора.

Рассказывают, будто известный исследователь русского освободительного движения и пушкинист П. Е. Щеголев соглашался отдать годы жизни, если б мог найти архив «князя-республиканца» (Щеголев, конечно, надеялся найти в тех бумагах и новые сведения относительно пасквиля против Пушкина).

В своей книге Кантор не приводит жандармской описи долгоруковских бумаг, и тем более удивительно, что не было попыток проанализировать по крайней мере этот перечень украденного. Его и искать-то не надо — Кантор прямо сообщил, что опись приложена к отчетам Романна, и так оно и должно быть: шпион не сдает начальству трофеи без точной описи захваченного...

Опись оказалась даже в двух экземплярах, в каждом около трехсот пунктов, и притом один пункт часто регистрирует объемистую пачку писем, толстый сборник или даже несколько томов[478].

Дипломы, грамоты, переписка рода Долгоруковых, самого князя Петра, его родителей, дядьев, пращуров: это естественно. Но среди родни — генералы, посланники, сенаторы, фавориты... Письма к Екатерине II, подписанные «монахиня Долгорукова», — от несчастной жертвы многолетних преследований, популярной в России «Натальи, боярской дочери».

Пачка материалов о Петре I. Заметки, нотаты о декабристах. Подлинные бумаги Ермолова, многочисленные проекты освобождения крестьян. Акт о восшествии Николая I и отречении Константина, переписка поэта Некрасова с Долгоруковым, анекдоты, биографии придворных, списки знатных лиц и сведения о них, собранные Карабановым, и еще, еще пачки бумаг под заглавием «Бумаги Карабанова», одиннадцать тетрадей по генеалогии. Письма различных видных современников: Гарибальди, Гюго, Мадзини, Бисмарка, Луи Блана. Еще декабристские материалы из Сибири.

Подлинники стихов Огарева. Письма князя И. С. Гагарина. Еще десятки названий — история, черновики статей для Вольных изданий, копии запретных стихов — документы двенадцати царствований, от Петра I до Александра II, и, сверх того, материалы по истории Франции, Германии...

Около некоторых пунктов сохранились пометы красным карандашом, кое-что, в частности перечень писем, слегка перечеркнуто... Подробный анализ описи должен явиться предметом специального исследования. Однако и без тщательного разбора ясно, что опись фиксирует громадное исчезнувшее собрание.