Следы украденного архива были неожиданно обнаружены автором в хорошо известном исследователям рукописном собрании библиотеки Зимнего дворца (ЦГАОР). Громадная библиотека русских императоров, естественно, состояла не из одних книг: множество писем членов императорской фамилии друг к другу, иностранным монархам, некоронованным особам; разнообразные государственные документы, по разным причинам не попавшие в Государственный архив, рукописные коллекции, собранные высокими или высочайшими персонами.
После 1917 года к этому собранию обращались сотни ученых, извлекавших отсюда факты и документы, прежде скрытые под спудом.
В нескольких томах размещается опись — перечень материалов, составляющих громадную коллекцию: около 4000 названий.
Мысль о том, что эта опись постоянно «рифмуется» с какой-то другой, знакомой, появилась с первых минут изучения: многие из содержавшихся в ней наименований, например «нотаты о декабристах», письма Петру Долгорукову от И. С. Гагарина, материалы к биографии Ермолова, анекдоты Карабанова, несомненно, были в реестре долгоруковских бумаг, похищенных Романном-Постниковым в 1869 году и пропавших «без вести»...
Правда, рукописи Долгорукова на этот раз не сосредоточены в одном месте, но рассеяны среди тысячи других писем, государственных документов и отчетов...
Задача выглядела ясной, хотя и громоздкой. Опись захваченных Романном долгоруковских бумаг (из фонда III отделения) сопоставить с описью фонда 728 (рукописей Зимнего дворца), выявить все «долгоруковские названия», рассыпанные среди царских бумаг, и ознакомиться с сохранившимися документами.
В рамках этой книги возможно показать только некоторые результаты этого изучения.
Молодого Ермолова боялся император Павел I и заключил его на несколько лет в тюрьму; позже его побаивался Александр I и сильно опасался Николай I — цари знали о надеждах декабристов на этого генерала. Николай, по сути, отправил его в почетную ссылку, но насмешек старого Ермолова боялись все — от титулярного до тайного... Достигнув почти 90 лет, он удостаивается высочайших почестей — посмертной боязни четвертого по счету императора.
Вот как откликнулась, например, на смерть Ермолова Вера Аксакова, дочь писателя, сестра славянофильских публицистов (в письме П. И. Бартеневу без даты): «Прочла в газетах о смерти Ермолова, славы нашей 12-го года, и духом возмутилась, так и высказалась вся глупая трусость нашего правительства, вынос вечером и без обедни, отпевание и увозят в деревню завтра же! [...]. Боже мой, отнимут его записки, и не достанутся они истории. Для этого и приезжал [вел. кн.] Михаил Николаевич и подлый Корф»[479]
.Но кто-то уже позаботился: документы Ермолова еще при жизни его печатались в Вольной печати Герцена, а сразу после смерти записки генерала отправляются к Долгорукову.
Возникает догадка, не причастен ли был сам престарелый генерал к таким приключениям его рукописей...
Мирно покоятся теперь некоторые бумаги Ермолова и об Ермолове среди рукописей Зимнего дворца — кажется, там, где следует быть бумагам полного генерала и члена Государственного совета. Но прежде, чем попасть сюда, рукописи побывали в Брюсселе, Лондоне и возвратились в сундуке Романна... Еще предстоит сложная работа: опубликованное об Ермолове за сто лет в разных книгах и журналах сопоставить с тем, что осталось в долгоруковском архиве[480]
.Под одним из соседних архивных номеров лежат никогда не публиковавшиеся письма Ивана Гагарина. Историки, особенно пушкинисты, обязаны насторожиться. Это не просто переписка двух оригинальных лиц, выброшенных судьбой в эмиграцию: над обоими — серьезнейшее обвинение в пасквиле на Пушкина. Долгоруков и Гагарин жили в ту зловещую осень 1836 года на одной квартире, были друзьями и, как видно из переписки, друзьями остались. Письма говорят о многом как по обрисовке характера пишущих, так и по сообщаемым фактам. О Пушкине прямо — ни слова; возможно, осталось без ответа письмо Долгорукова, с возмущением сообщавшего Гагарину 29 июля 1863 года о напечатанных в России обвинениях в их адрес[481]
. Лишь одно место касается сходной ситуации — другого пасквиля, подложного письма, компрометировавшего графа Воронцова (в авторстве пасквиля серьезно подозревали все того же Долгорукова):23/IX 1860 г. [Гагарин — Долгорукову]: «А ты в ноябре будешь в Париже. Говорят, что Воронцов выбрал плохого адвоката Матье; говорят также, что они нашли эксперов [так!], которые решили, что знаменитая записка писана тобою; но все знают, что на это суждение эксперов весу много давать нельзя»[482]
.Переписка поражает откровенностью и даже некоторой развязностью.
30 мая 1860 г.