Читаем Секретная династия полностью

8. «Стр. 56. Императрица уважала Бибикова и уверена была в его усердии, но никогда его не любила. В начале ее царствования был он послан в Холмогоры, где содержалось семейство несчастного Иоанна Антоновича, для тайных переговоров. Бибиков возвратился влюбленный без памяти в принцессу Екатерину (что весьма не понравилось государыне). Бибикова подозревали благоприятствующим той партии, которая будто бы желала возвести на престол государя великого князя. Сим призраком беспрестанно смущали государыню и тем отравили отношения между матерью и сыном, которого раздражали и ожесточали ежедневные, мелочные досады и подлая дерзость временщиков. Бибиков не раз бывал посредником между императрицей и великим князем. Вот один из тысячи примеров. Великий князь, разговаривая однажды о военных движениях, подозвал полковника Бибикова (брата Александра Ильича) и спросил, во сколько времени полк его (в случае тревоги) может поспеть в Гатчину ? На другой день Александр узнает, что о вопросе великого князя донесено и что у брата его отымают полк. Александр Ильич, расспросив брата, бросился к императрице и объяснил ей, что слова великого князя были не что иное, как военное суждение, а не заговор. Государыня успокоилась, но сказала: скажи брату своему, что в случае тревоги полк его должен идти в Петербург, а не в Гатчину».

Самое большое из всех замечаний, впрочем, не замеченное карандашом (царским?), — настойчивое, как и в предыдущих строках, напоминание о пользе для государства своеобычных, независимых деятелей — нащокиных, бибиковых: для пушкинского времени это люди вроде обиженного и отставленного Ермолова и других подозрительных, «не по ранжиру», лиц, преследуемых «подлой дерзостью временщиков».

В черновике Бибиков был еще современнее: «Свобода его мыслей и всегдашняя оппозиция были известны». Пушкин долго подыскивал здесь точные слова. Появляются и зачеркиваются: «свобода его мыслей и всегдашняя оппозиция были удивительны»; «также ему вредили...». Ниже начата и отброшена фраза: «Бибиков был во всегдашней оппозиции». Однако все это не попало в беловой автограф: слишком уж «известны» и «удивительны» царю пушкинская «свобода мыслей и всегдашняя оппозиция»...

Итак, замечание о Бибикове, как видно, относилось не столько к «Истории Пугачева», сколько к положению дел, выбору людей 60 лет спустя. Напомним, что характеру Бибикова уделено немало места в основном тексте книги, но в «Замечаниях...» нарочито кое-что повторено. «...Бибиков был брюзглив и смел в своих суждениях, — писал, между прочим, Пушкин. — Но Екатерина умела властвовать над своими предубеждениями. Она подошла к нему на придворном бале, с прежней ласковой улыбкою, и, милостиво с ним разговаривая, объявила ему новое его назначение. Бибиков отвечал, что он посвятил себя на службу отечеству, и тут же привел слова простонародной песни, применив их к своему положению:


Сарафан ли мой, дорогой сарафан!Везде ты, сарафан, пригожаешься;А не надо, сарафан, и под лавкою лежишь»(П. IX. 32).


Перейти на страницу:

Похожие книги