– Те цифры, означающие датировку надгробия старинного захоронения у церкви, что по улице Терехина, где я случайно обнаружил, были продолжением географических координат, где находится портал, ну, или что там, вроде инно зустанд, сошлась вторая часть, – поделился Фильчиган, пока они дожидались зеленого света.
Машина вновь тронулась и завернула направо, увеличив при этом скорость, так как поток здесь, как оказалось, шел в одну сторону движения автотранспорта.
– Странный город, я уже хочу отсюда, – Нильсон более брезгливо отождествлял, чем обеспокоенностью разнообразием строений города, считая его все больше низко развитым, чем Норфолк по масштабам. Ему казалось, что за стенами, окружавшими стадион, мимо которого они проезжали, находится поле, на котором происходят игры, скорее не приемлемые для христианства, и были подобные тем, что проводились в Древнем Риме. Фильчиган пожал плечами, его взор был полностью поглощен дорогой, не менее чем его мозг в размышления. Казалось, он забыл о преследовании.
– Но что именно может произойти с нами? – думал он вслух. – Быть может, это вообще изменит всю жизнь, всю планету?
С последними словами он обратился к коллеге, задавая вопрос, но скорее самому себе. Нильсон также не знал, он пожал плечами.
– Ты же мне показывал листы, ну, я как профессионал… – растерялся физик. – Думаешь, почему я никак не попрошу тебя вернуться домой из России?
Изменил тон Нильсон, в нем Фильчиган вновь узнавал старого весельчака Бена, социолог удрученно помотал головой. Чтобы это ни было, Фильчиган лишь предположил, почему, но и это лишь, как знал старого друга Андреас, не являлось бы поводом повернуть назад, когда тот являлся заядлым авантюристом и не прочь поразгадывать загадки на стороне.
– Слово novam означает «новое измерение». И однажды оно упоминалось в Евклидовой геометрии, когда тот рассматривал теорию разномерности, – сказал Нильсон.
Фильчиган мало что понимал в физике, он пожал плечами, но делал вид, что понимал.
Однако Нильсон заметил его противоречивость в движении и решил добавить, когда они объехали еще один стадион, на этот раз более открытый с обзором поля, видимого сквозь металлическое ограждение, выехав на центральный проспект.
– Понимаешь, Андреас, существует место двухмерности, это как координаты Земли, и трехмерность, но на этот раз оно не имеет ничего с физической реальностью, то есть, – Нильсон все пытался объяснить, заметив, что Фильчиган вновь отвлекается на поиски преследователей в заднем стекле, но тех машин позади не оказалось.
– …этого не существует. Вроде как ученый, он отбросил эту теорию и мало посвятил ей, не помню, почему. Хе, – ухмыльнулся Нильсон вслух, – видимо, потустороннее является реализмом, раз о нем пеклось германское правительство. Хотя…
Нильсон задумался. Он стал противоречить самому себе.
– Быть может, фашизм поэтому и проиграл, раз стал залезать не туда, куда надо.
Заворачивая на набережную к отелю, Нильсон старался вытянуть шею, чтобы вновь зацепить взглядом памятник вождю пролетариата, находившийся на центральной площади города, но у него это не получалось. Сквайр вспомнил по урокам истории, что в их городе находился такой же памятник, относящийся к независимости, но кратковременного государства в гражданской войне США, борющегося за свои права.
– Ты не обратил внимание, Андрэс, на?.. – он выпрямился на сиденье и обратился к товарищу.
– Что? – не понял его социолог.
Андреас был полностью поглощен предвкушением ответа о действительном путешествии, или же это всего лишь фантасмагории древнерусского помешанного, вновь гадал он.
Такие случаи могли быть не редкостью – один из его студентов, узнав об увлечении своего преподавателя, преподнес ему однажды документ, датированный древнеегипетской письменностью, на что Фильчиган его раскусил лишь спустя месяц. Папирус говорил о несуществующем некогда процветавшем городе Таефе, и такого в действительности быть не могло, так как раскопки предлагали совершенно другое значение, и это место числилось как погребение, а не «нэфэрэ», означающее нарастание, то есть народное поселение.
– Они до сих пор чтят то, во что когда-то верили. А ты помнишь, где стоял памятник конфедератам? – спросил двухзначно Нильсон, когда они остановились у своей гостиницы в кафе баре «Небо».
Фильчиган не спешил с ответом, но его мозг уже работал на товарища, чтобы означить свое присутствие.
– Ну… – протянул он, – может, на Фримейсон-стрит? – гадал он.
Нильсон словно сожалел об упущении знаний по историческим реликвиям, впрочем, был не сильно раздосадован. К завершению дня его манило принять душ и, улегшись на кровать еще раз, где он бы смог попытаться связаться с семьей.
Фильчиган, расплатившись с водителем, поблагодарил, скорее, повторив слова благодарности, которые он не раз слышал в гостинице от русского актера, гостившего в Архангельске.
– Лады, ребята, обращайтесь, – сказал водитель, приняв плату за проезд.