Часы на руке социолога показывали без пятнадцати минут пять часов вечера, а дневной свет, казалось, и не собирался исчезать, только прохладный ветерок давал ощущение, что вечерами уже становится прохладней. Друзья вошли через центральный вход, и у них оставалось время, чтобы подкрепиться ужином и по-хорошему все обсудить. Они вновь не заметили, как с другой стороны отеля напротив примыкавшего к нему жилого пятиэтажного строения медленно припарковался белый Renault, но водитель, привезший иностранцев, усевшись в свой автомобиль, недовольно заметив «хвост», помотал головой.
– О, пасут иностранцев, наверно, во… деньжат заграбастать-то рады. И где? Здесь, в этой дыре… а, хрен с вами. Санек, – поднял он рацию, – тут на эскимосов белый «Рено» наседает, не знаешь таких?
– Нека, – ответили с помехами по рации.
– Лады. Люд, Людочка, я свободен…
И он, приняв очередной заказ, развернувшись, уехал прочь вновь забирать очередного клиента.
Внутри белого Logan’a было уютно и тепло, и, несмотря на то что за стеклами стояло лето, внутри автомобиля они запотели.
– Не спать, – скорее буркнул себе под нос Боб, чем скомандовал напарнику, когда тот, закатив голову назад в кресле, быстро произнес храп.
– Лучше послушай анекдот. Сидят, значит, два друга, один говорит: «Не прогуляться ли нам?». Тот молчит, он опять: «Не прогуляться ли нам?», – тот молчит, тот опять: «Не прогуляться ли нам?», – ну, тот не выдержал и говорит тому: «Что ты все погулять да погулять, я тебе что, собака, иди и погуляй сам…». Ха-ха-ха, – засмеялся про себя водитель, немного подождав, пока шутка дошла до него самого.
Фрэнки, стараясь не обращать внимания на юмор напарника, повернулся в сторону, ему было и без того неуютно в машине.
– Ладно, я покурю, – Боб вышел наружу.
Закурив, на долю минуты он забыл о сигарете, вытащив из пачки, остановился взором на закат. Солнце заходило за реку, ярко озаряя ее. Застывшая гладь воды была словно зеркалом для ночного зарева. В окнах, в домах, стоявших напротив набережной, по одному зажигался свет, словно огромные маячки в темном небе. Боб, очнувшись от зачарованности, зажег сигару, как бы подогрев себя, вспомнив о прибыли по возвращению на родину после окончания миссии. Он еще минуты три стоял, глядя вдаль, раскуривая сигарету, совершенно ни о чем не думая. Наконец докурив, сплюнул и вернулся в кабину.
– Скорей бы уж этого ботаника приплющить, – он сплюнул в открытое окно, – что он все мотается по городу туда-сюда, туда-сюда, как гусь по полю…
– Матушки-гусыни? – подтрунил над ним молчаливый напарник и сладко поежился на откинутом назад кресле.
Но, заметив шутку Фрэнка, Боб, спокойно отреагировав на нее, перевел взгляд на лобовое стекло, уйдя в себя.
Вэто времячасы на руке Дженнис Дарен Миллерпоказывали без одной минуты десять вечера. Рядом на кровати лежал мобильный телефон, приобретенный на деньги, заработанные в «Макдоналдс Фуд» год назад. С него можно было легко связаться с отцом или позвонить маме, но сейчас ее больше волновали не оставленная карьера в забегаловке Грега, не раздумья, кому бы позвонить из друзей в Оклахоме. Она, сложа руки крест-накрест, которые еще больше подчеркивали ее грудь, выпиравшую в белой рубашке, оперевшись на стену в гостиничном номере, отпрянув от мыслей, без всякого увлечения наблюдала за одной из выступавших групп российской эстрады. В ее голове, словно заусеница, стояли происки Андреаса Фильчигана, как считала она его исследования.
В 2007 году поступив в учебное учреждение, Дженнис с детства имела направление на изучение космоса и религии, вероятно, которое она приобрела по генеалогии от своего деда, умершего за год до ее рождения в польской тюрьме. В колледже, вступив в греческое общество, она вскоре, познакомившись в сети интернет с Пегги, переехала в Университет Старого Доминиона, где она, случайно столкнулась с одним из преподавателей этого заведения, увидев на одном из его листов по лекции имя своего предка, узнать о котором ей случилось лишь в свое двадцатилетие, когда ровно столько лет назад того не стало. Вернувшись в съемную квартиру, она решила сделать звонок.
– Алё, мама, привет… Уменя все нормально, как у вас? – чтобы начать разговор со своей матерью по телефону, Дженнис приходилось вначале выслушивать ее, затем, убедившись, что та готова выслушать ее, могла задать свой вопрос.
– Я просто хотела еще раз спросить тебя… ты уверена, что тот фашист, – она снизила разговор, – был действительно наш… дед?
– …Значит, в тюрьме, – уточнила она, – да нет, просто, видимо, один из педагогов нес лекции, я его сбила… да нет, мам, не на машине, в коридоре. Не знаю… не знаю, мам, это не важно, нет… хорошо, пока.
Взволнованной и, скорее, задумчивой ее застала подруга Пегги.
– Вот, – Дженнис протянула ей небольшую бумагу.
Та не замедлила в ее изучении.