Секретные окна

Тут возникает еще один закономерный вопрос: почему люди читают такие ужасы? Почему люди ходят на фильмы ужасов? Ответ очень простой, но мы почему-то стесняемся высказать его вслух, хотя это чистая правда. Они точно такие же извращенцы, как и я сам. Ну, может быть, и не точно такие же, но почти. На четвертом Всемирном конвенте фэнтези в Балтиморе ко мне подошел журналист. Это было непосредственно перед банкетом, на котором я должен был произносить речь, а я всегда жутко нервничаю, когда мне предстоит выступать перед кучей народу. Он спросил: «Что вы думаете о ваших фанатах?» И я ответил: «Они во многом похожи на меня. Такие же извращенцы – поэтому им и нравятся мои книги». А в газете потом написали: «Кинг считает своих фанатов законченными извращенцами». Это правда, я не отрицаю. Но ведь я говорил тому парню совсем о другом. Я говорил, что, по-моему, надо быть чуточку извращенцем, чтобы выжить в сегодняшнем мире. Потому что иначе никак.

А если серьезно, мне кажется, людям нравятся ужасы из-за смыслов, скрытых между строк. Люди умеют читать между строк. В любом произведении в жанре ужасов, будь то фильм или книга, всегда есть подтекст. Именно этот подтекст держит читателя (зрителя) в напряжении. Иными словами, фантастика, ужасы, фэнтези во многом похожи на сновидения.

Фрейдисты считают, что сновидения складываются из символических образов. Не знаю, так ли это на самом деле, но многие по-настоящему страшные книги и фильмы и вправду пронизаны символами. Это может быть повествование о вампирах или о волках-оборотнях, но между строк – там, где копится напряжение и живет настоящий страх, – происходит совершенно другая история. Я знаю, о чем говорю. Например, в моем «Жребии Салема» меня пугают не сами вампиры, а пустой, словно вымерший город при свете дня, когда ты знаешь, что в каждом доме прячется зло. Когда я писал «Жребий», по телевизору передавали судебные слушания по делу, связанному с Уотергейтским скандалом. Там говорили: «На данный момент». Там говорили: «Я не помню». Там демонстрировали мешки, набитые деньгами. Говард Бейкер вопрошал: «Мне хотелось бы знать, что вы знаете и когда вы это узнали?» Фраза запала мне в голову и до сих пор не отпускает. Возможно, это знаковая цитата всего двадцатого века: что он знает и когда он это узнал. В то время я размышлял о секретах, о скрытых явлениях, которые были вытащены на свет. Это чуть-чуть отразилось на книге, хотя я уверен, что большинство книг надо писать и читать только для удовольствия.

Этот подтекст есть везде, но мне кажется, ярче всего он проявляется в кинематографе. В пятидесятые годы в США случился бум фильмов ужасов о гигантских насекомых. В пятидесятые годы гигантские насекомые были повсюду. Был такой фильм «Они», в котором гигантские муравьи наводнили ливневую канализацию Лос-Анджелеса. Был фильм «Тарантул», в котором Лео Г. Кэррол вырастил из крошечного тарантула огромного паука; паук, конечно, сбежал, и там есть сцена, где он ползет по шоссе 66, и в него стреляет пилот военного истребителя, которого сыграл Клинт Иствуд. Это была его первая роль на большом экране. Но нас не волнует Клинт Иствуд, нас волнует этот гигантский паук. Был фильм «Начало конца», в котором стаи гигантской саранчи захватили Чикаго. Их уничтожили, записав на пленку брачный зов дикой саранчи; запись проиграли в динамиках, установленных в лодках посреди озера Мичиган, и вся эта гигантская саранча оторвалась от городских зданий, бросилась в озеро и утонула, потому что секс – страшная сила.

Таких фильмов было великое множество, но мой самый любимый – «Смертельный богомол», классика на все времена. Там снялся Уильям Хоппер, игравший Пола Дрейка в старом телесериале «Перри Мэйсон». В фильме рассказывается о гигантском богомоле, которого нашли замороженным в глыбе льда, а потом он оттаял и принялся терроризировать Нью-Йорк. В какой-то момент он опрокидывает автобус, и мы видим, что на днище автобуса написано «Тонка»[86]. Именно в такие моменты ты понимаешь, почему столько лет ходишь в кино и будешь ходить еще. Это так здорово.

Насекомые в этих фильмах были самые разные, но причина их появления всегда одна: радиация. Часто фильм начинался как бы с выпуска новостей о взрыве атомной бомбы где-нибудь на атолле Бикини или в пустыне Мохаве. Старик-ученый в конце «Они» говорит: «Мы открыли дверь, которую уже не сможем закрыть, и за этой дверью горит ослепительный белый свет». Эти огромные насекомые вновь и вновь будут крушить и топтать наши города, и это вполне символичное изображение того, что настоящее ядерное оружие сделает с настоящим городом. Всегда есть разрушенный город, и причина – всегда радиация.