Секс без людей, мясо без животных. Кто проектирует мир будущего

Деньги на самом деле последнее, что беспокоит Брюса. Я поняла это через полтора часа распивания дорогого кофе, когда спросила, почему он вообще стал веганом. Это случилось в 1987 году, объяснил он, когда он был студентом, работал волонтером в бесплатной столовой и организовывал голодовки в помощь Oxfam International [69] (а не напивался и ел кебабы, в отличие от большинства моих однокурсников). Затем он прочитал «Диету для маленькой планеты» Франсес Мур Лаппе [70] — революционную книгу 1971 года, которая утверждает, что мировой голод вызван неэффективностью мясного производства.

— Я подумал; твою мать! Я же практически посвятил свою жизнь борьбе с бедностью во всем мире, а сам ем мясо, молочные продукты и яйца — ем то, что тратит намного больше калорий, чем то, что я мог бы есть. Они не особо полезны и ведут к глобальному голоду.

— Значит, вы стали веганом из-за прав человека?

— Сперва я стал веганом поэтому. Потом я шесть лет проработал в ночлежке для бездомных в центре Вашингтона и прочитал «Христианство и права животных» Эндрю Линзи [71]. Он англиканский священник. — Брюс снова пронзил меня решительным взглядом голубых глаз. — Все это основано на моей вере. Все это и есть моя вера. Важность освещения проблем неимущих — это мое откровение из главы 25 Евангелия от Матфея: для спасения нужно связать свою жизнь с бедными и пытаться облегчить их страдания. А довод Линзи состоит в том, что происходящее с животными на промышленных фермах — это насмешка над Богом. Бог создал животных, чтобы они дышали свежим воздухом, плодились и славили Бога, а на фермах им отказывают во всем, для чего они должны существовать и что должны делать по задумке Бога, и причиняют боль из-за такого пустяка, как вкусовые предпочтения. Нам говорят, что земля дана нам взаймы — мы плюем на это; что наши тела даны нам ­взаймы — мы умираем от болезней, вызванных перееданием. С точки зрения веры это неправильно во всех возможных смыслах.

Когда Брюс наконец замолкает, чтобы перевести дух, у него на лице появляется безмятежная и уверенная улыбка. Две темы, о которых он помалкивал во время нашей беседы, — вера и веганство — это его внутренний двигатель и центр его вселенной. Получив возможность свободно поговорить о них, он сменяет режим и внезапно ­становится проповедником с миссией — религиозной миссией, миссией по защите прав животных и человека, миссией по спасению планеты, словно он какой-то христианско-веганский супергерой.

— Для вас это призвание? — спросила наконец я.

— Определенно, — отвечает он решительно, — это религиозное призвание.

И есть что-то такое в его беспардонной горячности, его искреннем и яром убеждении, из-за чего я чувствую себя очень циничной, маленькой, хищной и очень английской.

Мне интересно, достаточно ли чистое мясо веганское, чтобы его есть и оставаться веганом.

— Вы же его пробовали, — сказала я. — Вы все еще считаете себя веганом?

— Да. Я думаю, тот факт, что человек трижды отклонился от веганской диеты и поел мяса, еще не значит, что он не веган. Но я не думаю, что можно ежедневно есть чистое мясо и оставаться веганом, потому что чистое мясо — это все равно мясо, а веган не ест животных продуктов, так что, как только чистое мясо станет общедоступно, я перестану быть веганом, потому что перейду на чистое мясо.

— И как оно вам, после 30 лет без мяса? Странно, наверное.

— Я уже попробовал курицу и утку. Первым делом я подумал: твою мать, а ведь вкусно.

«Правда?» — подумала я. Судя по всему, что я слышала от знакомых веганов и вегетарианцев, если несколько десятков лет не ешь плоть и внезапно снова ее пробуешь, нечаянно или нет, то вкус и текстура кажутся отвратительными, а потом начинаются ужасные проблемы с пищеварением.

— Так вам понравилось? — уточнила я.

— О да! У меня же нет претензий ко вкусу, запаху или текстуре мяса, только к внешним издержкам производства. Но да, мне очень понравилось.

Так в этом, наверное, и дело. Если нас всех убивает наш аппетит к мясу, значит, решать надо проблему с желанием, а не со способами изготовления мяса?

— Разве чистое мясо не будет поддерживать любовь к мясу у людей, которые однажды могли бы перейти на растительную диету, если только придумать, как убедить их другими аргументами? — спросила я.

У Брюса, как всегда, уже были ответы.

— Три момента, — деловито говорит он. — Первый: это «если» — самое большое в мире. Мы уже пробовали, и ничего не вышло.

— Но разве сейчас веганов не больше, чем когда-либо за всю историю?

— Когда я впервые начал профессионально выступать за веганство в 1996 году, я думал, мы на грани глобального веганства. Стояла такая шумиха. С нами была Алисия Сильверстоун, с нами был Алек Болдуин, с нами была Памела Андерсон — настоящие звезды в 1996 году. И за все время с тех пор цифры особо не изменились.

Не это я читала о росте веганства в Великобритании, где количество веганов, по идее, выросло в четыре раза между 2014 и 2019 годами. Но мировую статистику найти невозможно, а его владение фактами и данными по теме явно обходит мое.

Его уже было не остановить.