Сексуальная жизнь наших предков

Мерседес оставили в гараже, перестроенном из старых конюшен, и до собора шли пешком. «Прекрасный образец зрелого романского стиля с некоторыми намёками на готику в розе», – прокомментировал ван Ладинга, пока они поднимались по небольшой лестнице, что далось дяде Тану с некоторым трудом – Аде даже пришлось придерживать его под локоть.

День был ясным, солнечным, и во мраке, царившем под высоким центральным нефом собора, у Ады вдруг на миг возникло неприятное ощущение, будто она ослепла. Где же Чечилия? Кричать явно не стоило: священник и так с подозрением на них поглядывал. Ада уже подумала было, что та ждёт их где-то в другом месте или попросту забыла о встрече, но тут увидела, что в боковой капелле мелькнуло пламя ярко-рыжих волос. Она подождала, пока девушка подойдёт, и представила гостей. Дядя Тан был столь галантен и так усердно рассыпался в комплиментах Чечилии, которую упорно называл «наречённой» Лео, что Ада и Мириам недоуменно переглянулись.

– Всегда питал слабость к женщинам с роскошными рыжими гривами, – признался старик. – А доктор Маино явно одарена сакральным знанием, как укротить её, превратив в изысканную и элегантную корону. Она похожа на Симонетту Веспуччи кисти Боттичелли.

– Или Клеопатру Пьеро ди Козимо, – добавил ван Ладинга, поспешив продемонстрировать эрудицию.

Чечилия рассмеялась: она знала, что очень красива и что ирландский тип – светлая, почти белая кожа, голубые глаза и огненно-рыжие волосы – делает её внешность особенно привлекательной, но к столь откровенным комплиментам не привыкла и, чтобы побороть смущение, обратила внимание посетителей на незаконченную фреску Панталео Гвальбеса, персонажей которой перечислила и пронумеровала на карандашном эскизе.

– Какой кошмар! – воскликнул Геррит. – Если это лучший образец местного искусства, мне придётся оспорить точку зрения миссис Годдард Куин, пусть даже она несколько десятилетий как сошла в могилу. Не понимаю, почему это убожество просто не забелили!

Все расхохотались и пересказали ему историю о художнике-самоучке, монахе и местной знаменитости, а также о его трагическом конце.

– Свалился с лесов, да? – переспросил голландец. – Не удивлюсь, если его спихнул какой-нибудь оскорблённый в своих эстетических чувствах призрак, решивший помешать несчастному маляру плодить уродства.

Правда, при виде двух алтарных образов, репродукциями которых он восхищался в книге американской исследовательницы, Геррит разом умерил свой критический пыл:

– В жизни они ещё красивее!

Компания медленно двинулась в обход собора. Чечилия сыпала рассказами, именами, датами, покровителями, обстоятельствами, по случаю которых были написаны те или иные картины. Часть полиптихов относилась к XIV, большинство – к XV веку, но некоторые доски и холсты явно датировались следующим столетием. Впрочем, как ни странно, они тоже не были подписаны. Остановившись перед главным алтарём, Чечилия, воодушевлённая вдумчивыми замечаниями голландского эксперта, поинтересовалась его мнением.

– Считается, что это ломбардская школа, но я не согласна. А Вы?

– По мне, больше похоже на тосканский маньеризм. Я даже осмелюсь предположить, что художник учился у Понтормо: цвета, расположение персонажей вдоль различных линий схода, змеевидный изгиб тел – все это характерно для экспериментального стиля маэстро.

Довольная такой поддержкой её собственной атрибуции, Чечилия набралась смелости и высказала свою гипотезу о любви художника к владетельнице Ордале. Она обратила внимание ван Ладинги на лицо Химены Феррелл, а потом предложила сравнить этот портрет с многочисленными картинами, изображавшими ту же модель. Голландский антиквар был очень впечатлён.

– Вне всякого сомнения, дама та же, – признал он. – Но у меня необъяснимое чувство, что в этом лице есть что-то знакомое, словно я его уже видел.

«Неужели он не замечает, что форма век у Химены такая же, как у Мириам? – подумала Ада. – Вот откуда он знает это лицо! А Геррит пытается вспомнить какую-то другую картину, что-то старинное, что видел в музее, в церкви или, может, в своём магазине, и даже представить не может, что это лицо, эти глаза смотрят на него каждый день за завтраком». Она спрашивала себя, уместно ли будет упомянуть об очевидном сходстве Мириам и Химены. Семью этим не скомпрометируешь: обе родились в одной и той же местности, и кто знает, сколько вполне законных браков могло связать их семьи за последние несколько столетий. Но в конце концов Ада решила смолчать. Если уж для ван Ладинги с дядей Таном Чечилия так похожа на Симонетту Веспуччи, они со временем сами обнаружат, что Мириам – вылитая прародительница рода Ферреллов.

10