Сексуальность в глотке реальности. Онейрокритика Лакана

«На днях я имел случай убедиться в силе подобного принуждения к ассоциации благодаря наблюдениям в другой сфере. На несколько недель мне пришлось сменить свою привычную постель на более жесткое ложе, на котором сновидения мои стали, должно быть, более многочисленными или яркими, только вот достигнуть нормальной глубины сна мне, скорее всего, не удавалось. В течение первой четверти часа после пробуждения я помнил все сновидения этой ночи и старался их записать и разгадать. Мне удалось объяснить все эти сновидения двумя обстоятельствами: во-первых, необходимостью оформления тех представлений, которые мимоходом возникали у меня в течение дня, но были лишь намечены и не обрели завершения, и, во-вторых, навязчивой тягой к тому, чтобы связывать между собой все, что возникает при таком состоянии сознания. Возможно, воздействием последнего фактора и объяснялась бессмысленность и несообразность этих сновидений» [45:94].

Фрейд на пути к тайне сновидения. Весной 1894 года он объявляет Брейеру о том, что научился толковать сны. Однако он явно поторопился. До явления «Ирмы» еще больше года.

Интерес Фрейда к сновидениям, можно сказать, был неизбежным, даже в том случае, если бы пациенты не стали ему их пересказывать. Почему? Потому что, если бы на путь сновидений его не поставили пациенты, то это сделала бы литература немецкого романтизма. В частности, сочинения Эрнеста Теодора Амадея Гофмана, которым было уготовано особое место в творчестве Зигмунда Фрейда. Ведь не случайно одна из принципиальных его работ, «Жуткое», представляет собой анализ «Песочного человека» Э. Т. А. Гофмана. Через романтизм Фрейд осмысляет основания психоанализа – вытеснение и возврат вытесненного, навязчивое повторение и бессознательное.

Рассуждая в XI семинаре о бессознательном, Лакан говорит, что это – «ни бытие, ни небытие», а «несбывшееся» [25:36]. И дальше вполне в духе романтизма: это – «обиталище нерожденных душ», призраков, или, в духе гностиков, обитель сильфов, гномов и других промежуточных существ. Откуда и эпиграф, который избирает к «Толкованию сновидений» Фрейд, Flectere si nequeo superos Ahceronta movebo [ «Если небесных богов не склоню – Ахеронт я подвигну»]: «Не случайно Фрейду, когда он впервые собирался этот мир потревожить, пришла на память полная тяжелых предчувствий строка – строка, несущая с собой угрозу, о которой теперь, шестьдесят лет спустя, похоже, напрочь забыли» [25:36]. Этот, взятый из «Энеиды» Вергилия, эпиграф указывает на психоаналитический проект – на путешествие в преисподнюю, «катабасис, напоминающий другие фундаментальные труды нашей культуры, такие как „Государство“ Патона и „Божественную комедию“ Данте» [6:49]. Фрейд готов на всё на своем пути, даже на то, чтобы подвигнуть Ахеронт, реку скорби в подземном царстве Аида. Титан Фрейд готов к спуску на границу Преисподней, готов призвать в свидетели демонов и призраков. Этот отчаянный ход – «девиз любой радикальной революции» [14:168] и «практика критики идеологии» [14:171]. Революционный катабасис Фрейда – переворот мысли. Привычный смысл, обычный вид реальности начинает переворачиваться. Ниспровержение реальности – ниспровержение субъекта – ниспровержение смысла.

Сновидения имеют смысл, записанный, разумеется, на языке сновидений