«как получается, что Фрейд, который будет в дальнейшем говорить о функции бессознательного желания, здесь, в качестве первого шага своего доказательства, ограничивается тем, что преподносит нам сновидение, которое исчерпывающе объясняется удовлетворением желания, которое иначе как предсознательным, а то и вовсе сознательным, не назовешь?» [17:217].
Всегда еще и желание сказаться, или Фрейд и теория коммуникации
Ясно, что все эти желания – выгородить Флисса, переложить ответственность на Ирму, высмеять коллег – далеко не единственные. Добавим к ним еще одно – желание сказаться.
Сказаться диалектично. Сказаться в диалоге. Словами Лакана, «сновидение об Ирме детерминировано двояко: речью диалога, который Фрейд ведет с Флиссом, с одной стороны, и сексуальными основаниями, с другой. Сексуальные основания также двойственны…» [17:197]. Речь и сексуальность – отношения, связь, обмен. Обмен и обман. Коммуникация и сексуальность – невозможность. Удивительным образом именно эта невозможность и делает возможным психоанализ. В основании его, как хорошо известно, лакановская формула «сексуальные отношения не существуют». В том числе и в самом прямом смысле: психоанализ основан на любви в переносе, разворачивающемся на невозможных сексуальных отношениях. Фрейд ведет с Ирмой разговоры о любви. Он увлечен теорией раннего соблазнения. Она не принимает его решения, не верит в его теорию. Еще нет слова «психоанализ», еще нет теории переноса, еще нет идеи психической реальности, но эрос желания витает между Фрейдом и Ирмой (а также Мартой, Матильдой и другими).Лакан и на сей раз – в связи с диалектикой желания – подчеркивает интерсубъективный характер желания
в сновидении. Желание – не только желание Другого, но в желании Другого это желание- желание сказаться: «Одно из измерений желания сновидения заключается в том, чтобы сказаться» [17:182]. Дело не только в том, чтобы показаться, но и в том, чтобы сказаться, высказать сообщение. На первый взгляд, эта мысль Лакана противоречит следующей мысли Фрейда: «Сновидение никому ничего не хочет говорить, оно не является средством сообщения, наоборот, оно рассчитано на то, чтобы остаться непонятым» [52:147]. В логике сновидения мы сталкиваемся с тем, что в него вписано и желание сказаться, и желание не сказываться, и желание быть понятым, и желание остаться непонятым. Фрейд отнюдь не противоречит Лакану, если учесть, что ни один, ни другой не верят в прозрачность коммуникации, знака, речи. Искажение не искажает сообщение, а его формирует. Формирует, формулирует, оформляет и отправляет другому. Сновидение говорит с Фрейдом, он его анализирует, и«как раз потому, что он говорит о себе самом, и выясняется, что в сновидениях говорит за него кто-то другой. Именно этой мыслью и делится он с читателем… Очевидно становится, что некто другой, некий второй персонаж вступает с бытием субъекта в какие-то отношения. Вот вопрос, который занимал Фрейда от начала и до конца его творческого пути» [17:195].
В сновидении говорит другой. Говорит с Фрейдом и за Фрейда. Бессознательное – дискурс другого. Парадокс в том, что кто-то отправляет ему сообщение за него. Он, казалось бы, должен был отправить его себе сам, но симметрии здесь нет. И быть в зеркальной онейроконструкции не может. Такова лишь фундаментальная иллюзия нарциссизма – симметрия, симметричность диспозиции отправителя и получателя.
Ирма говорит. Правда, лучше бы она не просто говорила, а делала это так, как ее подруга. Подруга эта явно умнее, ведь она доверяет Фрейду больше, чем Ирма: «Рот хорошо открывается;
она рассказала бы мне больше, чем Ирма» [46:130]. Рот открывается, чтобы говорить! Рот открывается, чтобы изрекать истину.