Сексуальность в глотке реальности. Онейрокритика Лакана

«Субъект, преображенный в поликефала, приобретает черты акефала, субъекта обезглавленного. Если существует образ, который мог бы воплотить в себе фрейдовское представление о бессознательном, то это, разумеется, и есть образ субъекта-акефала, субъекта обезглавленного – субъекта, у которого нет больше эго, субъекта за пределами эго, субъекта, смещенного по отношению к эго, не имеющего в нем части, но при всем том субъекта говорящего, ибо именно он внушает действующим во сне персонажам те лишенные смысла речи, в бессмысленном характере которых и кроется как раз источник их смысла» [17:240].

Безликое, безголовое собственное я и оборачивается субъектом бессознательного. Собственное я как призрак целостности, связности [zusammenhangenden Ich¹⁵] распускается в сновидении, мираж единства [mirage d’une unite] рассеивается. И обнаруживается кружащая вокруг оставшейся пустоты метель означающих, представляющих субъекта другим означающим. Именно они и придают видимость, или, как говорит Лакан, устойчивость воображаемой картине. Завершение второго акта обнажает два контура одного предела – афанизиса субъекта и возврат научного реального: «В сновидении этом налицо признание того, что за неким пределом субъект неизбежно выступает как акефальный, обезглавленный. На этот предел и указывают буквы AZ в формуле триметиламина. Именно здесь и находится в этот момент я [je] субъекта» [17:243]. Когда «гидра потеряла все свои головы, голос, который теперь ничей, выводит формулу триметиламина как окончательное, всему подводящее итог слово. И все, что слово это хочет сказать, сводится к тому, что оно не что иное, как слово» [17:243].

Бессознательное субъекта – «потустороннее по отношению к любому субъекту» [17:227]. Сновидение «Об инъекции Ирме», как настойчиво повторяет Лакан вслед за Фрейдом, служит ярким свидетельством несовпадения собственного я, так называемого эго сновидца и бессознательного. Бессознательное

«тождественно не тому Фрейду, который продолжает в это время свой разговор с Ирмой, а тому, который прошел через тот момент ужаса, когда собственное я его идентифицировало себя со всем в наиболее хаотичной, неупорядоченной его форме. Он буквально исчез из виду, апеллируя, как сам он пишет, к совету знающих. Он словно устранился, упразднился, скрылся за их спинами» [17:227].

Анализ Лаканом сновидения «Об инъекции Ирме» завершается мыслью о том, что обнаружение за рассеянным миражом собственного я субъекта бессознательного становится основполагающим для психоанализа: «Не для себя одного обнаруживает он это Nemo, эту альфу и омегу субъекта-акефала, представляющего собой его бессознательное» [17:244]. Фрейд сообщает нам