Если в первом акте действуют Фрейд и Ирма и можно говорить о «присутствии» его «я», то после столкновения с предельным взглядом глотки происходит невероятная трансформация: «Фрейда больше нет, нет больше никого, кто мог бы сказать я.
Это и есть тот момент, который я назвал входом шута, потому что субъекты, к которым апеллирует Фрейд, играют именно эту роль» [17:235]. Приближение реального подводит к тому, что, как говорит Лакан, «становимся мы свидетелями этого воображаемого разложения, являющего собой не что иное, как обнаружение обычных составляющих восприятия» [17:238]. Воспринимаемая, воображаемая картина, реальность самого сновидения распадается, а это, можно сказать, чистое, незамутненное галлюцинаторное восприятие – «целостное соотношение с представляющейся человеку картиной, в одном из уголков которой – а то и в нескольких сразу – он обязательно обнаруживает самого себя» [17:238]. Автограф всегда уже на картине.Обнаружение себя – и «есть» «центральное» звено, связующее две реальности, центрирующее иллюзии. Лакан, говоря о собственном я [moi],
порой саркастически переходит с психоаналитического языка на язык эго-психологии, подчеркивая, насколько прочен этот бастион человеческой мысли, насколько цепкой иллюзией является собственность я:«В самом сновидении Фрейд демонстрирует себя таким, каков он есть, и эго
его находится вполне на уровне эго бодрствующего. В качестве психотерапевта он открыто обсуждает с Ирмой ее симптомы <…> Если бы Фрейд всякий раз, говоря с Ирмой наяву, анализировал ее поведение, ответы, эмоции, эффекты переноса, он тоже пришел бы к выводу, что за Ирмой стоят как его собственная жена, бывшая Ирме близкой подругой, так и другая молодая соблазнительная женщина в его окружении, в качестве пациентки, по сравнению с Ирмой, куда более интересная» [17:221–222].Первый акт сновидения завершается не исчезновением, а именно рассеиванием собственного я.
Его место занимают другие, гротескные, шутовские фигуры призраков собственного я. Первый акт, разрешающийся распадом воображаемой ткани на грани реального глотки Ирмы и призывом на помощь друга, Брейера, приводит, по словам Лакана, к тому, что Фрейд превращается в «толпу». И это не просто множество каких-то людей. Это – спектр Фрейда, «толпа фрейдовская», или иначе – «вмешательство субъектов [I’immixtion des sujets]». [17:229]. Что это значит? Во-первых, то, что на сцене появляются другие, друзья, и вмешиваются в отношения Фрейда с Ирмой. Во-вторых, «бессознательный феномен, разворачивающийся в символической плоскости и потому по отношению к эго обязательно смещенный, всегда протекает между двумя субъектами…» [17:229].Речь в сновидении «Об инъекции Ирме» буквально, подчеркивает Лакан, идет «о спектральном разложении функции я [ипе decomposition spectrale de la function du moi].
Этих я появляется на наших глазах целый ряд [la serie des moi]. Дело в том, что я [moi] как раз и представляет собой ряд идентификаций, каждая из которых послужила для субъекта в соответствующий исторический момент его жизни ориентиром» [17:236]. И спустя момент Лакан добавляет, что «это спектральное разложение является разложением воображаемым» [17:237].Второй акт сновидения «обнаруживает как раз те фундаментальные составляющие воспринимаемого мира, из которых складываются нарциссические отношения. Объект всегда организован в той или иной степени как образ тела субъекта. В картине восприятия всегда скрывается отражение субъекта, его зеркальный образ – именно он и придает этой картине ее особое качество, ее инерцию» [17:239].
Вмешательство субъектов создает многоличностное собственное я,
или многоликого, многоголового субъекта-поликефала [le sujet polycephale], как называет его Лакан. Причем, парадокс заключается в том, что много голов буквально ведет к утрате головы, к безголовости: