«Главный персонаж в содержании сновидения – пациентка Ирма, являющаяся в нем с чертами, присущими ей в жизни, и, следовательно, изображающая вначале саму себя. Но поза, в которой я исследую ее возле окна, заимствована мною из воспоминания о другом человеке, о той даме, на которую я бы хотел поменять мою пациентку, как это показывают мысли сновидения. Поскольку у Ирмы обнаруживаются дифтеритные налеты, которые напоминают мне про беспокойство о моей старшей дочери, она служит для изображения этого моего ребенка, за которым скрывается связанная с ним благодаря созвучию имени персона пациентки, умершей от интоксикации. В дальнейшем ходе сновидения значение личности Ирмы меняется (причем сам ее образ в сновидении не изменился); она становится одним из детей, которых мы исследуем в амбулатории детской больницы, причем мои друзья указывают на различие их духовных задатков. Переход, очевидно, произошел через представление о моей дочери. Из-за сопротивления при открывании рта та же самая Ирма служит намеком на другую, когда-то мною обследованную, даму, а затем в этой же взаимосвязи – на мою собственную жену. Кроме того, в болезненных изменениях, обнаруженных мною в горле, я соединил намеки на целый ряд других лиц.
Все эти люди, на которых я наталкиваюсь, прослеживая мысли об «Ирме», не появляются в сновидении во плоти и крови; они скрываются за персонажем сновидения по имени «Ирма», который, следовательно, становится собирательным образом, наделяемым, правда, полными противоречий чертами. Ирма становится представительницей этих других людей, которыми пожертвовала работа сгущения, поскольку я наделяю ее всем тем, что шаг за шагом напоминает мне об этих людях» [46:302-3].
Итак, Ирма только на первый взгляд Ирма. Она – не только она, но – «собирательный образ», в котором проглядывает дама, на которую Фрейд охотно бы Ирму променял. И еще она – Матильда, старшая дочь Фрейда. А также – пациентка, умершая от интоксикации. Она же – девочка из больницы. Кроме того, она – еще одна, другая Ирма. Она же – гувернантка с вставными зубами. Кроме того, она – жена Марта. В конце концов, конца не видно этому ряду других лиц.
Из-за сопротивления при открывании рта та же самая Ирма служит намеком на другую, когда-то обследованную Фрейдом даму, а затем в этой же взаимосвязи – появляется собственная жена. Дамы противятся. Рот не хочет открываться. А ведь в случае с Мартой это могло бы решить очень серьезную проблему! Лакан обращает внимание на «самые невероятные черты, оставленные нам пером Фрейда» [26:378], в частности, на глагол, используемый Фрейдом в этом случае,