Секунда до Эдема

У Винсента было много вопросов, которые он просто не смог сформулировать вовремя и которые пришли к нему довольно поздно. Он привыкал с трудом. Только на третий день, до которого он как-то дожил, умудряясь спать по три-четыре часа, он осмелился заговорить о чем-то, что исключало сухие, сквозь нехотя «принеси-подай».

– Что ты знаешь о себе?

Энзо, лениво расставляющий посуду и вообще часто позволявший себе отвлекаться, что теперь казалось вообще из ряда вон, обернулся через плечо.

– Снова хочешь услышать стандартное приветствие? – он ответил с достаточным задором, чтобы дальше можно было беспрепятственно прощупывать почву. – Только в этот раз не обещаю такого же стандартного занудства.

– Я не имею в виду приветствие. Я имею в виду что-то, чего не может знать кто-то другой. Что-то личное.

– Ну, – Энзо поставил последнюю тарелку в шкафчик и всерьёз задумался.

– Ничего не приходит в голову. Обычно, когда спрашивают такие вопросы, это ставит в тупик.

– Откуда ты знаешь? Откуда ты вообще знаешь все то, что знаешь?

– Просто знаю и все. Это как… как будто всегда было. Не знаю, – пожав плечами, Энзо отвернулся, возвратившись к кухонным делам, и на его лице уже не было прежней задумчивости, словно ему удавалось отпускать даже самую тяжелую мысль с легкостью, в свободный полет. Он думал о чём-то своем, а потом вдруг опять обернулся, облокотившись о тумбу позади. – Можно я выйду на улицу?

Винсент оказался немного сбит с толку.

– Зачем?

– Сегодня красивый закат, – Энзо посмотрел за окно и смущенно потупился. Чёрт возьми, смущенно. Наверное, Винсент никогда к этому не привыкнет.

– Да, конечно, – ответил он бездумно.

Весь этот разговор был хорошей попыткой разузнать хоть что-нибудь. Паззл начал собираться, когда однажды приехала Тесса. Она с мужем оставила на Винсента какую-то вялую на вид девчонку, потому что они спешили куда-то по делам в центр, а из-за неожиданно большого количества приобретенных покупок в машине не хватало места, так что они обещали потом заехать за ней. Винсент не успел осознать, как буквально через десять секунд Тессы и след простыл, а в середине комнаты уже стояла большеглазая кукольная моделька, разодетая в джинсы и футболку. Сестра как-то упоминала, что терпеть не может придуманную для синтетиков форму.

Энзо как раз вышел откуда-то из ванной и был приятно удивлен, увидев незнакомого гостя. Он обрадовался, как пятилетний ребенок.

– Привет. Я Энзо, а ты? – в ход пошла приветливая улыбка и вежливо протянутая для пожатия рука.

Синтетика Тессы звали Сара. Эта самая Сара смотрела на него в упор, но словно ничего не видела. Казалось, в возникшей тишине можно было услышать активно работающие механизмы в её рыжеволосой голове, которая дернулась на секунду, а потом вернулась в прежнее положение. По какой-то причине она ничего не отвечала.

– Ладно, – не терял надежды Энзо и с явным весельем предпринял еще одну попытку. – Я модель под номером Y3582. Теперь твоя очередь. Это легко.

Сара никак не восприняла добрый жест и продолжала быть неподвижной и безмолвной.

– Нет? – ему пришлось опустить руку. – Видимо, нет. Без обид, но ты странная. Но это ничего, – приободряющие заметил он. – По-моему, быть странным совсем не плохо. А! Твои хозяева просто не скинули заводские установки.

Таким образом Винсент стал свидетелем появления занимательного факта. Фактов, если точнее: Сара не воспринимала Энзо, а Энзо в свою очередь воспринимал её не так. Жутко, на самом деле, но Винсент старался не думать об этом лишний раз.

– Что для вас, синтетиков, значит сбросить заводские установки? Напомни, – спросил он в следующий раз как бы между делом: Энзо заканчивал взбивать подушки дивана в гостиной, а Винсент только начинал (больше для непринужденного вида) переставлять на полке шкафа всякие личные мелочи, которые мог переставлять только он.

Энзо на мгновение застыл с подушкой в руках, немного поразмыслив.

– Имитация человеческого поведения, – уверенно ответив, он наконец пристроил подушку на место. – Как раз то, что я делаю сейчас. Учитывая так же имитацию чувств и ощущений, для нас такое поведение даже естественней.

Винсенту хотелось и смеяться и плакать. Пара его слов, один только разговор способен был разбить очки неверного видения. Разбить, растоптать, а потом оставить парня с этими осколками. Энзо не понимал, насколько его уверенность была ошибочна, насколько сильно он обманывался, насколько сильно покопались в его голове, заставив принять на веру какой-то прописанный ничтожный код, диктующий мнить себя не тем, кто он есть на самом деле. И, Иисусе, понял Винсент, с учетом знаний Энзо о себе, он, должно быть, видит картину, искаженную в разы, где человек вырастил в пробирке послушных ему рабов, и ладно бы Энзо всерьез был обеспокоен этим, но нет. Было логично предположить, что без памяти, без имени, но с установкой «хозяин-прислуга» он не будет знать и помышлять о другой жизни, но Винсент не мог наблюдать, как тот совершенно спокойно воспринимает все как должное.