Селестина

С е л е с т и н а. С курами, доченька? Так ты не разбога­теешь! Нечего сказать! Видно, уж кто-кто свою нужду оплакивает, да не ты! И находятся же ослы, чтоб на тебя работать! Такой жизни позавидуешь!

А р е у с а. Иисусе! Я сейчас оденусь, а то мне холодно.

С е л е с т и н а. Нет, не оденешься, клянусь жизнью! На­оборот, ляжешь в постель, тогда и поговорим.

А р е у с а. Ей-богу, мне надо лечь, весь день нездоро­вится. Стало быть, не перок, а нужда заставила меня по­раньше сменить юбку на простыню.

С е л е с т и н а. Так не сиди же, ложись и укройся, а то ты похожа на сирену.

А р е у с а. Твоя правда, сеньора тетушка!

С е л е с т и н а. Ай, как пахнет твое белье, когда ты во­рочаешься! Никак оно все из кружев! Я прямо не на­радуюсь на твои вещи и поведение, твою опрятность и на­ряды! До чего же ты свеженькая, благослови тебя господь! Что за простыни и одеяло! Что за подушки! И какие бе­лые! Просто что твой жемчуг! Чтоб такой была моя ста­рость! Вот увидишь, не зря я прихожу так поздно — значит, люблю. Дай мне разглядеть тебя всласть да нарадоваться.

А р е у с а. Тише, матушка, не трогай меня, не щекочи. Смех меня разбирает, а от него боль разыграется еще пуще.

С е л е с т и н а. Какая боль, душенька моя? Ты, верно, шутишь?

А р е у с а. Провалиться мне, коли шучу; вот уже четыре часа, как я мучаюсь, — у меня матка поднялась к груди, давит, сил моих больше нет. Я ведь не так стара, как ты думаешь!

С е л е с т и н а. Дай-ка пощупать. Мне, грешной, такая боль тоже малость знакома, у всех нас есть или была матка и эти горести.

А р е у с а. Вот тут я ее чувствую, над желудком.

С е л е с т и н а. Благослови тебя бог и архангел Михаил! Какая ты пухленькая да свежая! Что за груди, прелесть прямо! Я тебя и до сих пор считала красивой, пока видела то, что все, — а теперь скажу: во всем городе, право слово, не насчитаешь и трех девушек с таким телом, как у тебя! Словно тебе и пятнадцати лет не стукнуло. Вот счастлив­чик, кто сможет наслаждаться подобным зрелищем! Ей- богу, грех скрывать такую красу от тех, кто тебя любит. Не затем бог тебе дал ее, чтоб зря пропадала твоя юная свежесть под целой горой сукна да полотна. Смотри не скупись, красота ведь тебе даром досталась. Не делай из нее клада. Она по своей природе вещь не менее ходкая, чем деньги. Не будь собакой на сене! Сама-то не станешь собой наслаждаться, пусть хоть другой насладится! Не думай, что тебя напрасно на свет родили. Когда родится девочка, ро­дится и мальчик, и наоборот. Нет в мире ничего лишнего, ничего такого, чему природа не предусмотрела разумного основания. Посуди сама, какой грех утруждать и огорчать людей, когда ты в силах им помочь.

А р е у с а. Право, матушка, никто меня не любит. Хва­тит шутить, дай лучше какое-нибудь средство от моей бо­лезни.

С е л е с т и н а. В таких обычных болезнях все мы. греш­ные, хорошо разбираемся. Я тебе расскажу, что делают, как я видела, многие женщины и что мне самой всегда помо­гало. Люди все разные, и лекарства по-разному действуют. Годится, например, сильный запах — мята, рута, полынь, дым от жженых перьев куропатки, от розмарина, мха, ла­дана. Если болезнь не запущена, эти средства помогут и облегчат боль, и мало-помалу матка опустится на место. Но я-то знаю кое-что полезнее, только не хочу тебе говорить, ведь ты из себя корчишь святую.

А р е у с а. Скажи, матушка, бога ради. Ты видишь меня в горе и скрываешь от меня спасение?

С е л е с т и н а. Брось, ты меня понимаешь, не прикиды­вайся дурочкой.

А р е у с а. Чтоб мне злой смертью помереть, только сей­час догадалась! Да что прикажешь делать? Ты же знаешь, вчера мой дружок отправился вместе с капитаном на войну. Могу ли я его так подло обмануть?

С е л е с т и н а. Подумаешь, какой ему убыток, какая ве­ликая подлость!

А р е у с а. Еще бы не подлость! Он ведь дает мне все, что нужно, держит меня в почете, балует меня, обращается со мной так, словно я сеньора.

С е л е с т и н а. Так-то оно так, да только, пока ты не ро­дишь, не избавишься от своей болезни. А не боишься хвори, держи дверь на запоре, увидишь что с тобой станет!

А р е у с а. Вот беда! Видно, прокляли меня родители! Неужто придется так мучиться? Ладно, хватит, уж поздно; скажи-ка лучше, зачем пожаловала.

С е л е с т и н а. Ты знаешь, что я тебе говорила о Пармено. Он жаловался мне, будто ты даже видеть его не хо­чешь. Не знаю, чем он провинился, неужто тем, что я его люблю и считаю сыном? Я-то, видно, совсем иначе отношусь к тебе. Мне и соседки твои по душе, сердце радуется каждый раз, как я их встречаю, — знаю, что они с тобою беседуют.

А р е у с а. А не ошибаешься ли ты во мне, сеньора те­тушка?