Странно и сложно принять мысль, что наш образ самих себя, который мы так интимно ощущаем, в большой степени создан под влиянием мыслей и переживаний давно умерших людей. Это как оторвать кусок собственного лица и осознать, что он принадлежит кому-то другому. По словам профессора социологии Джона Хьюитта, одна из причин, по которой нам так трудно с этим смириться, заключается в том, что в последнее столетие наши определения личности и мотивов ее поведения в основном вытекают из психологии. «Мозг и психология важны, – сказал он мне, – но они не проливают свет на те многие моменты, которые могут быть объяснены культурой и обществом». Так в какой же мере нас формирует культура? «Можно сказать, что в определенном смысле наша личность на 90 % определяется культурой».
Поразительно, но первоначальное влияние культуры на личность можно проследить еще в мозге младенца. Несмотря на то что рождаемся мы с набором нейронов, которого почти наверняка хватит на всю оставшуюся жизнь, вес мозга ребенка увеличивается больше чем на 30 % в первые пятнадцать месяцев жизни. Если такой резкий рост не обусловлен производством новых клеток мозга, тогда в чем же причина? Его бóльшая часть приходится на новые связи, или синапсы, которые образуются между клетками. К двум годам человеческий мозг сгенерирует сто триллионов синапсов, что примерно в два раза больше, чем за взрослую жизнь. Избыточная функциональность мозга в этот период настолько велика, что у детей вырабатываются невероятные познавательные способности, недоступные взрослым. Дети в возрасте шести месяцев могут различать лица людей других рас настолько легко, что мы даже начинаем волноваться, а не расисты ли мы. Они могут различать даже морды
А затем начинается отбраковка. Связи начинают погибать со скоростью до 100 тысяч в секунду. Считается, что таким образом мозг подстраивается под окружающий мир. Огромное количество связей означает, что мозг готов справляться с большим набором потенциальных ситуаций. А затем, если связи между нейронами не задействуются, они исчезают. Это называется «нейрональным прунингом» (или сокращением избыточных синапсов в нейронных сетях). Данный процесс подобен работе скульптора, вырезающего лицо из куска мрамора. Важно не то, что добавили, – а то, что осталось. Что осталось – это и есть мы.
На момент рождения мозг уже готов встретить целый мир, ну или, по крайней мере, какой-то из миров. Он спешит поприветствовать его, познать, а затем упрощается, чтобы подстроиться под ту культуру, в которой он оказался. Больше всего окружение на нас влияет в детстве и юности, пока наш мозг наиболее способен к развитию и изменению. Наши гены играют большую роль в первоначальном развитии мозга. «Однако геном не определяет конечное состояние мозга, – рассказывает мне профессор Джонатан Хайдт. – Он лишь определяет стартовые условия. Это что-то вроде первичного вектора, черновика сознания. Но по мере взросления наш мозг готовится воспринимать различную информацию из окружающего мира. И он растет, впитывая эту информацию».
Люди издавна спорят, что важнее для формирования личности – гены или среда. В ходе крупного исследования ученые из Квинсленда объединили результаты 2748 научных работ и сделали вывод, что средняя вариация между всеми человеческими чертами и болезнями на 49 % вызвана генетическими факторами, а на 51 % – факторами окружающей среды. Один из авторов, Бебен Беньямин, добавил, что, по всей видимости, среда играет большую роль, нежели установки, связанные с «общественными ценностями и взглядами».
Вместе с тем в наши дни известно, что природа и воспитание не противостоят друг другу в стремлении подчинить себе человеческий разум и тело. «Двадцать пять лет тому назад, когда я была студенткой, влияние генов и воздействие окружения воспринимались как две разные вещи, влияющие на наше развитие, – рассказала мне профессор нейробиологии Софи Скотт. – Теперь мы понимаем, что все гораздо сложнее, и это не просто ложка генетики тут и щепотка среды там». Это отношения симбиоза. Природа и воспитание не соперничают между собой – напротив, между ними есть сговор. Однако это не значит, что мы можем оставить в стороне вопрос о том, как именно окружение меняет нас. «У нас хорошо получается создавать генетические модели, так как у нас есть масса соображений о работе генов, – рассказал мне профессор и психолог Крис Макманус. – Но у нас не получается создать аналогичную модель влияния среды. У нас почти нет информации о том, как среда в действительности влияет на что-либо».