Сегодня вечером он поджидал Татьяну неподалеку от школы в тени колхозного амбара. Было холодно. Василий поднял воротник, топтался на месте, чтобы хоть немного согреться, и неотрывно следил за ярко освещенными окнами учительской. Время от времени он поглядывал на свой дом. С Иринкой у него был договор: если придут за ним из больницы, она должна зажечь огонь в его комнате — это сигнал вызова…
— Ой, Василий Сергеевич, у нас с вами, как в приключенческой книжке, — смеялась Иринка. — Мы с вами конспираторы. Правда?
«Да, да, конспираторы», — в мыслях соглашался Василий.
Ждать пришлось долго. По всей вероятности, у педагогов разгорелись страсти. Порой Татьяна рассказывала ему о педсоветах, которые почти никогда не проходили мирно.
Василий покуривал в рукав и вдруг в лунном сиянии увидел Антонова. Бодро скрипя снегом, тот быстро шагал в сторону школы.
«Тоже идет встречать Татьяну, — вспыхнула горькая мысль у Василия. — Вот, доктор, и нашлась разгадка всех тайн… Ворвался ты в чужую любовь и совсем забыл, что ворованное не приносит счастья…». Он взглянул на темные окна своей квартиры и медленно поплелся в больницу. Сейчас ему хотелось, чтобы привезли больного, чтобы всю ночь стоять у операционного стола…
Сегодня в больнице дежурила Вера Богатырева. Она сидела за столом и что-то писала. Василий краешком глаза увидел — письмо…
Сестра доложила врачу вечернюю температуру. У всех, кто лежал в стационаре, температура оказалась нормальной, никто сейчас не нуждался в его помощи, все чувствовали себя хорошо. Все, кроме самого доктора. На сердце у него пудовым камнем лежала тоска, и он не знал, что делать, куда податься.
— Передайте, Верочка, привет от меня Кузнецову.
Девушка вскинула на доктора удивленные глаза, которые как бы спрашивали: а откуда вы знаете, что я пишу ему?
— Мне кажется, он хороший парень, — продолжал Василий, думая о другом.
Вера улыбнулась, и щеки ее подернулись румянцем смущения.
— Не знаю, какой он, — тихо проронила она. — Совета просит. Хочет приехать сюда в колхоз и работать шофером. А какая я ему советчица.
— Посоветуйте, пусть приезжает. Колхозу механизаторы нужны.
— Я ему так и написала, — живо откликнулась девушка и, вдруг спохватившись, вполголоса предупредила: — Только не подумайте, что он приезжает ради меня.
— Нет, нет, что вы, я далек от этой мысли, — с нарочитой серьезностью ответил Василий. Да, Вера Богатырева осталась все той же наивно-доверчивой, хотя подросла, похорошела за время их работы в Федоровке. Она теперь отлично справлялась с хлопотливыми обязанностями дежурной сестры, бойко докладывала на пятиминутках и не встречала испугом каждое замечание главврача, как это было раньше.
— Если что случится, я дома буду, — предупредил на прощание Василий.
Холодным светом сияли в вышине крупные звезды. Продрогшая луна доверчиво ныряла в быстро бежавшие темные клочья облаков. Жгучий степной ветер гнал по улице языки поземки. Вокруг было пустынно и тихо, о существовании человеческого жилья напоминали только теплые огоньки в окнах изб да ритмичное постукивание эмтээсовской электростанции.
Не кланяясь колкому ветру, Василий ускорил шаги. Сейчас ему хотелось поскорей добраться до своей теплой уютной комнатки и забыться над книгами, которые всегда приносили успокоение. Теперь все чаще и чаще он ловил себя на мысли, что ему, пожалуй, следует воспользоваться добрым советом профессора Казанского и попробовать рассказать в небольшой книжке о думах и чаяниях сельского врача-хирурга. Думая о будущей книге, Василию порой все представлялось слишком простым и понятным: он поведает о своих операциях, не утаит, конечно, и тот роковой случай смерти Клыкова, чтобы предостеречь других врачей от возможной ошибки. Он уже видел перед глазами страницы и даже целые главы будущего произведения и рассчитывал, что эта работа займет не так уж много времени. Но стоило ему только присесть к столу и положить перед собой чистый лист бумаги, как мысли разлетелись, точно вспугнутые воробьи, и он не знал, с чего начинать.
Иногда он отчаивался, и в голову закрадывалась мысль, что это не его дело, что книги должны писать другие, но в ушах явственно слышались слова профессора Казанского: «Если вы расскажете о ваших больных, вы сотворите большое дело…». Но это «большое дело» пока не клеилось.
Василий остановился у дома продавщицы Маши. В окнах сиял свет. На какое-то мгновение им овладело желание пойти к ней. Однажды в магазине она тихонько сказала ему: «Хоть я ужасно злопамятная и не прощаю обид, но приходите…». Он не шел. А сейчас? Кто мешает ему? Маша, конечно, встретит как положено…
«Нет, нет, даже одна эта мысль оскорбляет мое чувство к Татьяне».
«К Татьяне? Но к ней ходит Антонов».
«И все равно нет!» — скрипя снегом, Василий так быстро шел по улице, точно кто-то гнался за ним.
Дома Иринка встретила Василия Сергеевича радостным возгласом:
— Вот хорошо, что вы пришли! Я хотела обратиться к вам за советом!
— Иринушка, да ты хоть дай человеку-то пальто снять, — с укором сказала бабушка.
Девушка отмахнулась: и что ты, дескать, понимаешь.