Сельский врач

— Не привыкли? Оно и понятно, не каждый умеет, — с нарочитым сочувствием покачал головою Константин Иванович. — А я вот служил когда-то в кавалерии и знал ветеринара, тот умел определять болезнь по виду. Приведешь к нему, бывало, лошадку, а ведь она не скажет, она ведь, бедняжка, не пожалуется. А он только посмотрит и сразу болезнь узнает…

— И назначит самое действенное лечение — пристрелить, — в тон ему сказал Василий.

— Шутить изволите…

— Иногда шутка тоже помогает.

— Да, помогает, — горько усмехнулся пациент. — Со мной уже один врач пошутил. Ты, говорит, Клыков, не беспокойся, у тебя, говорит, все прошло, забудь про свою болезнь. Поверил я, а через месяц все опять повторилось. Вот они, шутки какие.

— Не долечили вас.

— А зачем же говорить было, что все прошло? Зачем обманывать? — озлобленно спрашивал он. — Обманул потому, что из больницы хотел поскорее вытурить. Ладно, вытурил — не обижаюсь, лежать в ней тошно. А зачем обманывать человека? Ты скажи ему какую ни на есть правду, потому что правда, она и больному нужна и здоровому. — Было заметно, что Клыков высказал свое наболевшее и теперь, тяготясь присутствием нежданных гостей, хотел, чтобы его оставили в покое.

— Константин Иванович, а что Бродский вам правду говорит? — осторожно поинтересовалась фельдшерица.

Клыков оживленно ответил:

— Это настоящий человек, он хоть и не врач, а лечит получше любого доктора.

Василий недоуменно посмотрел сперва на Клыкова, потом на Максакову, как бы спрашивая: о каком Бродском идет речь?

— Есть у нас тут один знахарь, — ответила фельдшерица на вопросительный взгляд врача.

— Знахарь? В наше время? Не может быть, — усомнился Василий, но в тот же день ему самому довелось увидеть этого знахаря.

Бродский неожиданно появился в доме Клыкова и, не замечая медиков, с порога начал:

— Ну, Константин Иванович, приготовил я тебе… — и вдруг осекся, растерянно глядя то на доктора, то на фельдшерицу, не зная, куда девать бутылку, наполненную какой-то зеленовато-мутной жидкостью. — Э, вижу, гости у тебя, не буду мешать, не буду мешать, — он хотел ретироваться, но Клыков удержал его.

— Вот, Семен Львович, доктор пришел ко мне. Растолкуй ты ему, пожалуйста, про мою тяжкую болезнь, да расскажи, как меня врачи лечили, что они со мною сделали…

— Что ты, Константин Иванович, — испуганно замахал рукою Бродский. — Вон Людмила Анатольевна, она расскажет, а я так… на минутку… по-соседски забежал.

Василий с любопытством смотрел на Бродского. Он слышал, читал, что где-то существуют разные бабки-колдуньи, костоправы, занимающиеся «лечением». Он представлял себе знахарей крючконосыми, сгорбленными, с распущенными волосами (подобное он видел однажды в кино). Однако нижневязовский знахарь имел обычный человеческий облик. Одет он был в белую вышитую косоворотку, подпоясанную узким ремешком, лицо у него полное, гладко выбритое, пышущее здоровьем. На верхней губе седая щеточка усов, на голове внушительная лысина, обрамленная седеющими волосами. Телом он полноват, с заметным брюшком. Глаза водянисто-серые, быстрые, они так и бегали, будто постоянно что-то высматривали, выискивали.

Василий попросил фельдшерицу размотать больную ногу Клыкова, и наметанный глаз врача без труда определил запущенный остеомиелит — гнойное воспаление кости и костного мозга.

— Вы лечили? — гневно спросил Василий у Бродского.

— Нет, что вы, доктор, — любезно улыбнулся тот. — Я только по-соседски, попросил он меня, вот я и принес лекарство из травки. Для себя я это лекарство готовил… Все хочу к вам в больницу прийти, часто хвораю…

— Сами и принимайте это пойло! — грубовато оборвал его Василий. — Но другим предлагать не смейте!

— Не во всякой туче гром, — ухмыльнулся Бродский.

— Гром, не гром, а гроза будет. Убирайтесь прочь! — строго приказал Василий.

— Прошу не распоряжаться в чужом доме, — вступился за Бродского Клыков.

— И не стыдно вам, Константин Иванович, отдавать судьбу своего здоровья в руки неуча, — с упреком покачал головою Василий. — Ведь без ноги можно остаться от такого, с позволения сказать, «лечения». Вам нужно немедленно лечь в больницу. Вот вам направление.

— Видали мы этаких, — вполголоса огрызнулся Бродский, пятясь к двери. Он, видимо, сразу понял, что с этим доктором шутки плохи.

— Нечего мне в больнице делать, — отказывался Клыков.

— Лечиться нужно, Константин Иванович, и как следует. Не упрямьтесь, берите направление и ложитесь в больницу, — убеждал Василий.

— Не отказывайтесь, Константин Иванович, сами видите — с каждым днем все хуже и хуже с ногой, — поддержала доктора фельдшерица Максакова.

Клыков продолжал упрямиться, а потом осторожно поинтересовался:

— А долго лежать у вас?

— Там видно будет, за выздоровление ручаюсь, — уверенно сказал доктор.

3

Вместе с Максаковой Василий провел амбулаторный прием на фельдшерском пункте, а потом предложил ей сходить к председателю местного колхоза.

— Мы должны открыть глаза на Бродского. Это наш долг.

— Лучше не трогать его, — тихо проронила Максакова.

— Как «не трогать»? — удивился Василий. — Значит, вы смирились?