Сельский врач

Фельдшерица промолчала, и это молчание показалось Василию подозрительным.

Доктора председатель встретил радушно и тут же пожаловался на свою печень, которая нет-нет да и уложит его в постель.

— Обратитесь к Бродскому, он у вас, говорят, мастер по всем болезням, — с усмешкой посоветовал Василий.

— Э, да что там Бродский. У нас теперь настоящий доктор имеется, Людмила Анатольевна, — ответил председатель и как-то по-особому ласково посмотрел на фельдшерицу.

— Но Бродский все-таки преуспевает, — продолжал свою линию Василий, желая выяснить, как сам председатель относится к деятельности знахаря.

— Да, обращаются к нему несознательные элементы.

— А вам не кажется, что лавочку Бродского пора прикрыть?

— Так ведь как ее прикроешь, — развел руками собеседник. — Народная медицина… Она, слышал я, никому не возбраняется.

— Бродский так же далек от народной медицины, как мы с вами от Марса, — заявил Василий.

— И я так думаю, далек он, а сказал однажды об этом Борису Михайловичу, так он мне целую лекцию закатил про эту самую народную медицину. Мы, говорит, не имеем юридического права запретить кому бы то ни было собирать лекарственные растения. Есть и другая статья: Бродский член колхоза, а работать по состоянию здоровья не может и не работает.

— Такой здоровяк и вдруг не может?

— Всякому видно — здоров, как боров, но… инвалид Отечественной войны, что ты с ним поделаешь. Справок у него целая куча о ранениях, о контузиях, хотя, по всей видимости, ни того, ни другого не было. Справки есть, значит, и вера ему. У меня, видите, шрам на лице? Каждому ясно — осколком щека пропахана, а вот справку потерял на фронте и ничем не докажешь, что ранен был. — Председатель достал трубку и, набивая ее махоркой, заключил: — Целиком согласен, Василий Сергеевич, лавочку Бродского нужно прикрыть, а какими путями?

…Обедать Василий отправился к фельдшерице. Дома она познакомила его с мужем Прохором, колхозным кузнецом. Пока Максакова собирала на стол, мужчины покуривали, ведя обычную беседу о погоде, об урожае. Когда Василий возобновил разговор о Бродском и упрекнул фельдшерицу в примиренчестве, Прохор неожиданно заявил:

— А знаете, Василий Сергеевич, побаивается она его.

— Проша, — попыталась остановить его Максакова.

— Да не век же тебе под страхом ходить, — отмахнулся муж и продолжал, обращаясь к доктору. — Дело, конечно, прошлое. Недели через две после нашей свадьбы заболела соседка. Ухаживал я за ней когда-то, в невесты мне ее прочили. Людмила и днем, и ночью бегала к ней, уколы делала, а потом отправила ее в районную больницу. Там соседка померла. И вот однажды встречает Бродский Людмилу и говорит ей: «Ну что, душенька, отравила соседушку, на тот свет отправила, чтобы счастью твоему не мешала. Я все знаю, я, — говорит, — уже кое-куда письмецо написал и придется тебе, душенька, от молодого мужа да за решеточку». Людмила в слезы. А мне ничего не говорит. Я и так и сяк. Не угодил, думаю, из-за меня убивается. Может не люб я ей, думаю, может оплакивает ошибку свою, что замуж за простого кузнеца вышла. Первое время чего только не придумаешь. А потом открылась она мне: Бродский изводит. Если ты, говорит, душенька, забудешь о моем существовании да перестанешь капать на меня людям, будто я ничего не смыслю в лечении, письмецо приготовленное никуда не стану посылать… Как сказала она мне это, хотел было я по-простецки морду ему набить, а жена опять в слезы и отсоветовала, не тронь, говорит, спокойней будет. Так вот и живем теперь — мы его не трогаем, а он нас, — с неловкой улыбкой заключил Прохор.

— И напрасно, — возразил Василий. — Вы бы, Людмила Анатольевна, Лапину доложили.

— Да что там Лапин, — откликнулась фельдшерица. — Разве мало перевозил ему Бродский и уточек и курочек. От них-то и пошла народная медицина.

Под окном послышался голос почтальона:

— Людмила Анатольевна, газеты получите!

Фельдшерица вышла на улицу и вскоре вернулась с развернутой газетой в руках.

— Посмотрите, Василий Сергеевич, большая-пребольшая статья в «Медицинском вестнике» о нашей больнице, и портрет Лапина.

Со страницы газеты смотрел на Василия моложавый, с ежиком волос, Борис Михайлович. У него было такое выражение лица, что казалось, он вот-вот скажет: вы обо мне можете говорить что угодно, а я удостоен чести и попал в центральную газету, все врачи Советского Союза узнают обо мне.

«Передовой врач…», «отзывчивый врач…», «под его руководством неузнаваемо изменилась сельская больница…», «Б. М. Лапин может служить примером…», — мелькали выражения в газете. И Василию вдруг стало неловко за автора этого очерка.

В этот же день Василий думал еще побывать в Успенке у фельдшера Соломки. Он пригласил туда Максакову.

— Не могу, Василий Сергеевич, — отказалась она. — Сегодня в клубе перед началом кинофильма у меня лекция. Нужно подготовиться.

— А что если я заменю вас и, сам прочту лекцию, — вызвался он.

— Вы меня просто выручите, — обрадовалась фельдшерица. — Я, наверное, уже надоела колхозникам, а вас они будут слушать с удовольствием.

— Значит, договорились?