Впрочем, Борис Михайлович не торопится покидать Федоровку: время терпит… А потом умница Лариска права: они должны выехать из Федоровки с триумфом…
Когда-то в студенческие годы трудновато жилось Борису Лапину: стипендии не хватало, старики-родители почти ничем не могли помочь сыну, а идти работать дежурным фельдшером, как это делали некоторые студенты старших курсов, ему не хотелось. Он искал более выгодный путь улучшения своих материальных дел, и вдруг, как говорится, капризная фортуна улыбнулась Борису Лапину: понравилась ему хорошенькая заведующая магазином. Он познакомился с ней, пригласил раз-другой в кино, в театр, а потом, не долго думая, предложил пойти в загс, и она согласилась. У молодой жены была небольшая, метров около двенадцати, комнатка, были кое-какие сбережения и небольшая ежедневная прибыль от «усушки», «утечки» и прочих торговых премудростей. После женитьбы Лапин воспрянул духом: приоделся, повеселел, и занятия пошли успешней.
Но вскоре молодых супругов подстерег неожиданный удар: Лариса Федоровна попала под сокращение штатов. И сколько она потом ни хлопотала, сколько ни билась, вынуждена была заняться невыгодной канцелярской работой. Борис Михайлович был обескуражен таким оборотом дела, но у Ларисы Федоровны были свои расчеты: муж скоро станет доктором, и тогда осуществится ее заветная мечта — приобретут они хороший дом с палисадником, с уютным двориком и заживут припеваючи.
После окончания института Борис Михайлович опять-таки с помощью разбитной супруги остался работать в терапевтическом отделении городской больницы. Однако ставка ординатора мало устраивала и Ларису Федоровну и самого доктора Лапина. Он завистливо посматривал на главврача больницы — старую убеленную сединой женщину, понимая, что в ее руках находится все, вплоть до богатого подсобного хозяйства, расположенного где-то в пойме реки за городом. Борису Михайловичу не давала покоя выгодная должность главного врача. Лариса Федоровна тоже подогревала эту мысль, ей тоже хотелось быть женой «главного»… Она посоветовала мужу подать заявление в партию. «Человек партийный заметнее, и доверия больше», — убеждала молодая супруга.
Лапин поработал в больнице год, другой, а эта заманчивая должность главврача не приближалась, и мечта о доме с палисадником и уютным двориком была по-прежнему почти недосягаемой. Лариса Федоровна думала, рассчитывала, и вдруг у нее, по мнению мужа, возник гениальный план: они должны рискнуть и чем-то пожертвовать ради достижения цели. Она посоветовала мужу обратиться в облздрав с заявлением.
«Учитывая, что сейчас идет покорение целинных земель, — писал доктор Лапин, — и колхозные села остро нуждаются в хороших врачах-специалистах, я хочу быть там, на переднем крае, чтобы отдать все силы и знания…». Это заявление имело успех, о докторе Лапине даже в газете написали.
А у Ларисы Федоровны был свой план, и она не скрывала его от мужа: за три-четыре года в селе они, при ее способностях, сумеют сколотить кругленькую сумму, а потом возвратятся в город, и сбудется все, что задумано. Отъезд в сельскую больницу она окрестила «походом за будущим особняком». Этому теперь было подчинено все.
С первого дня приезда сюда Лариса Федоровна стала заводить выгодные знакомства, она умела нравиться, входить в доверие. От природы умная и хитрая, она действовала осторожно и постоянно заботилась, чтобы репутация мужа-доктора была непорочной. Если, например, кто-нибудь из пациентов приносил на квартиру доктору скромный подарочек, Лариса Федоровна, делая вид, будто ей неловко принимать его, всегда говорила:
— Ради бога, чтобы об этом не узнал Борис Михайлович, сами знаете, какой он щепетильный, не любит этого, да и я тоже не люблю, но чтобы не обидеть вас…
А потом она хвалилась мужу подарками, а потом эти подарки какими-то известными только ей, Ларисе Федоровне, путями превращались в деньги, а деньги шли в сберегательную кассу.
Сегодня Борис Михайлович пришел домой сияющим и веселым. Развернув перед женой газету, он восклицал:
— Ну, полюбуйся, Лариска!
Она оперлась на плечо мужа и, глядя на газету, говорила:
— Ты здесь представительный, как министр здравоохранения.
— Министр, он тоже врач, — отвечал Борис Михайлович, поблескивая золотым зубом.
Рассеянно слушая доклады подчиненных о вчерашнем четверге, Борис Михайлович думал:
«И когда закончится все это: бригады… миски… ложки… вагончики… поварихи… доярки… мухи… Какая скука».
— Разрешите, Борис Михайлович, мне докладывать? — послышался голос Донцова.
Борис Михайлович встрепенулся и с удивлением посмотрел на доктора, как бы спрашивая: «О чем докладывать?».
«Ах, да, о вчерашней поездке в Нижнюю Вязовку», — смекнул он.
— Да, да, Василий Сергеевич, что там в Нижней Вязовке?
— Там, Борис Михайлович, вопиющее безобразие, — начал Василий, но вдруг дверь распахнулась, и в кабинете появился мужчина с растрепанной шевелюрой, с бледным, испуганным лицом.
— Человека привез, еле жив, — дрожащим голосом сообщил он.