Сельский врач

Василий шел по темной сельской улице, в мыслях поругивая Кудряшевых. Он все-таки положит мальчика в больницу и вылечит, обязательно вылечит, не такое уж это сложное дело лечить косолапость. Можно пойти на операцию или ограничиться гипсом, он посоветуется с профессором, пригласит Орловскую…

Проходя мимо сельсовета, Василий увидел свет в окнах председательского кабинета и остановился. А что, если пойти к Антонову и рассказать о кознях Кудряшихи? Пусть он, местная власть, воздействует… А вдруг Антонов снова скажет: «Не смешите, доктор»… А вдруг они снова крупно повздорят, и Татьяна потом упрекнет: «Опять крик подняли на всю Федоровку»… Да, положение не из завидных: в присутствии Антонова не смей повысить голоса, потому что люди подумают: из-за Тани…

«Глупости, доктор, ты идешь к Антонову ради здоровья человека, ради Вани, и Татьяна здесь ни при чем», — попрекнул себя Василий и твердо шагнул на ступеньку крыльца.

В кабинете у Антонова был Грушко.

— А-а-а, Василий Сергеевич, входите, входите, гостем будете, жаль — угощать нечем, разве только самосадом, — весело говорил Грушко, пожимая руку доктору. — Вот сидим с Дмитрием и думаем, как лучше встретить соседей, которые приедут к нам проверять выполнение обязательств соревнования.

— Я бы, например, начал с побелки изб. Днем по улице ходить, неприятно, стоят они грустные, желтые, кое-где ободранные, — сказал Василий.

— Что верно, то верно, — согласился Грушко и, тряхнув темным чубом, оживленно заговорил: — Дмитрий, а ведь и правда! Начнем с побелки!

Если бы предложение о побелке внес кто-то другой, а не доктор, Антонов, наверное, с радостью ухватился бы за него. Но сейчас он вяло ответил:

— Посмотрим.

— Делать нужно, а смотреть потом, — не отступал Грушко.

Когда Василий рассказал о Ване Кудряшеве, Грушко вздохнул:

— Ох, беда с этой Кудряшихой. На работу в колхоз не дозовешься, болячек у нее добрая сотня окажется, а в церковь за сорок километров ходит. Придется нам, Дмитрий, вместе потолковать с Кудряшевыми. Ване помочь нужно. Говорите, можно вылечить?

— Попытаюсь, — ответил Василий.

Дня через два мать сама привела Ваню на прием, и Василий положил его в больницу.

— Ничего, Ваня, подправим твои ножки, — ласково говорил ему Корней Лукич, а когда Вера Богатырева увела мальчика в стационар, старый фельдшер продолжил: — А ведь сколько говорил я этой Кудряшихе — отвези внука в больницу, а она ни в хомут, ни в шлейку.

— Боится, что богово творение не переделаем. Грехи какие-то выдумала.

— Эх, Василий Сергеевич, ничего-то вы не знаете. А сколько шуму было из-за этого греха. Тут целая история. Мать Вани Фекла Кудряшева в селе была первой певуньей. Красивая, бойкая, языкастая — слово скажет, что бритвой отрежет, глазом поведет — опалит. Старая Кудряшиха — женщина богомольная, а Фекла смеется — темнота, мол, несусветная. Словом, не обращала она внимания на материно богомолье. Пришла, значит, и Феклина пора. Оно известно — без солнышка нельзя пробыть, без милого дружка нельзя прожить. Полюбила она такого же бойкого и красивого парня Фильку Шпагина, дружками они были с Тихоном Грушко, водой не разольешь. Полюбила, значит, Фильку, а мать ни в какую. Присмотрела она Фекле в соседнем районе, куда в церковь ходила, богомольного мужичка. А Фекла видеть его не захотела. Лучше, говорит, петлю на шею, чем в хату к старому злодею. Однажды Фекла пришла домой и гордо заявила матери, жди, мол, внука от Фильки. Что тут было. Кричала на все село Кудряшиха, судом Фильке грозила, отца его за бороду таскала и проклятья сыпала. Фильке пришлось уехать от позора. Вскоре Фекла родила Ваню, вот таким, как есть он, косолапеньким. Глянула Кудряшиха и упала перед иконами — вот наказание господне, значит, есть он, все видит господь-бог, наказал великую грешницу… С тех пор и притихла Фекла и сама, дуреха, в бога поверила. Приезжал как-то Филька, и сына ему не показала и сама не вышла… Вот она какая грустная история…

— А все-таки мы «богово творение» переделаем, — уверенно заявил доктор.

2

Василию казалось, нигде не бывает подобных ветров, нигде не встретишь таких быстрых перемен погоды, как в здешнем степном крае. Старожилы, например, не напрасно говорили: «У нас так: едешь на базар телегой, бери дровни про запас». Все время стояли теплые солнечные дни, и вдруг нынче с утра над Федоровкой разбушевалась пыльная буря. Разбойный ветер срывал с крыш клочки соломы, свистел в голых ветвях деревьев, гнал по степи, не зная куда, отары клубков сорной травы перекати-поле, беспорядочно ворочал громадины туч в небе, а в полдень залепил все мокрым снегом. К вечеру ветер угомонился, растаял снег и зарядил назойливый мелкий дождь.

Иринка собиралась пойти в кино и даже приглашала Василия Сергеевича, но он отказался «грязь месить», и девушка осталась дома. Весь вечер она сидела за уроками, а Василий Сергеевич был занят своим делом: читал купленные в Заречном книги.