Семь дней в июне

– Разве ты не хочешь знать, с чего такая срочность?

Сверкнув глазами, он сказал:

– Расскажешь потом.

– Смело с твоей стороны предполагать, что будет «потом».

– Смело с твоей стороны полагать, что его не будет.

Брови Евы поднялись до линии волос.

– Что, прости?

– Платоническое потом. – Шейн жестом показал на кофе. – Ты говоришь, что прошлое действительно в прошлом, так?

– Верно.

– Так давай начнем сначала. Будем друзьями. Ты торопишься?

Нахмурившись, она взглянула на часы.

– Да. Моя жизнь… Ну, разваливается на части.

– Хочешь об этом поговорить?

Она покачала головой.

– Нет. Я лучше пойду.

– Хорошо. – По лицу Шейна было невозможно догадаться, о чем он думает. – Пока.

Ева непроизвольно охнула от удивления.

– Пока?

Прислонившись к дверному косяку, Шейн добавил:

– Ты хочешь, чтобы я убедил тебя все бросить? Если хочешь это сделать, делай. Ты уже выросла.

– Хорошо. – Она наклонила голову, как бы оценивая его. – С тобой по-прежнему опасно связываться?

Он хихикнул.

– А с тобой?

– Я мама. Я пишу письма директорам школ, требуя оформить энергосберегающие классы.

– А я подыскивал тихий дзен-ретрит за пять минут до твоего появления. Мы теперь такие скучные. В какие неприятности мы можем попасть?

Прикусив нижнюю губу, он поднял чашку с кофе, будто салютуя ей.

– Один час, – сказала она, касаясь своей чашкой края его. – Максимум.

Он самоуверенно улыбнулся. У нее никогда не хватало сил противостоять его улыбке.

* * *

Прежде всего Ева должна была сообщить Бриджет О’Брайен хорошие новости. Когда она поспешно отправляла Бриджет письмо по электронной почте, ее пальцы взволнованно летали над телефоном. Еву охватило чувство радостного облегчения. Место Одри в Чеширской подготовительной школе – и все, ради чего она работала, – никуда не денется. Академическая карьера ее ребенка спасена! Спасибо Господу за Шейна.

И потом, так же быстро, как и пришло, облегчение начало растворяться в чем-то другом – медленно подступающем осознании того, что Шейн остается. Шейн будет жить в ее городе. Он проникает в ее мир.

Это была небольшая цена за академическую карьеру Одри. Ева решила пока отложить переживания по этому поводу. Вместо этого она чувствовала только благодарность.

Янтарное солнце светило жарко, но дул и великолепный ветерок – идеальный день для бесцельного блуждания. Поэтому, когда Шейн предложил прогуляться по Хай-Лайн, она осторожно согласилась. Отличная прогулка для пары старых… друзей? Кем бы они ни были, Шейн и Ева поднялись по незаметной лестнице на Хай-Лайн, расположенной сразу за переполненным туристами Музеем Уитни. Приподнятая набережная, соединяющая Вест-Виллидж с Челси, была заполнена тележками с едой, фонтанами и тенистыми садами с видом на город. Пройдя немного, они нашли мини-амфитеатр со стеклянной стеной, выходящей на Десятую авеню.

Ева нервничала, но в присутствии Шейна чувствовала себя на удивление спокойно. Немногочисленная толпа на ступеньках излучала заразительное спокойствие безмятежного дня: кормящая мама, выгуливающая собаку девица, загорающая с четырьмя йорками, пожилая пара, потягивающая лимонад. Ева и Шейн выбрали место и беззаботно начали нерешительную светскую беседу. О погоде. О продаже книг. О втором сезоне «Атланты»[86].

Вскоре, воспользовавшись перерывом в бесконечной бессмысленной болтовне, Ева приступила к делу.

– Итак, – начала она. – Номер восемьдесят один по улице Горацио.

– Мой адрес. Что с ним? – Он взболтал кофе, растопив лед.

– Это был дом Джеймса Болдуина.

– Как указано, – заметил он, – на табличке на двери.

– Нет, я буквально одержима Болдуином. Я знаю, что он жил там с тысяча девятьсот пятьдесят восьмого по тысяча девятьсот шестьдесят первый год. – Она выразительно подняла брови. – Он написал «Другую страну» в этом доме.

– Неужели?

Скрестив руки, Ева окинула его прищуренным взглядом.

– Это тот роман, который ты читал на трибуне. Когда мы познакомились.

Он сложил руки и встретил ее взгляд.

– Поэтическое совпадение.

– Шейн.

Он сиял.

– А ты сентиментальный парень, – сказала она.

– Ты запомнила книгу. Значит, и ты тоже.

С улыбкой, расколовшей его лицо, Шейн сел, опершись на локти и скрестив ноги перед собой. Солнце отражалось от его кожи. Она находила его глупо неотразимым.

– Если можно придать моменту значимость, почему бы этим не воспользоваться? – продолжил он. – Я мог бы остановиться в гостинице Ramada Inn с унылыми администраторами, медленно умирающими от скуки. Или я мог бы снять дом своего любимого автора и, надеюсь, черпать вдохновение в обстановке, чтобы написать что-то новое. Если не получится, то я, по крайней мере, буду наслаждаться целую неделю символизмом полного круга.

– Как это?

– Символизм полного круга? Ну, мы снова сидим на трибунах, пятнадцать июней спустя, так что я бы сказал, что все идет довольно хорошо.

Они молча переглянулись. Ева отвернулась первой.

– Я имела в виду творчество, – серьезно сказала она.

– Я больше не могу заставить слова делать то, что я хочу, – с покорностью судьбе признался он.

Ева отставила свой кофе.