Семь дней в июне

Она вспомнила, как лежала под тенистым деревом в парке Рок-Крик, уже ближе к концу всего этого. Круг их взлетов и падений начал действовать ей на нервы. И боль становилась все сильнее. Ее только что вырвало за деревом. Теперь ее голова лежала на коленях Шейна, а он растирал ей виски лавандовым маслом.

– Ты скучаешь по маме? – спросил он.

«Да».

– Нет, – ответила она. – Уйти от нее – облегчение. Она старается быть хорошей, но она… не заботится обо мне. И у нее дерьмовый вкус на мужчин.

– Она знает, как тебе плохо, Джи? Если бы мой ребенок был…

– Не говори о ней плохо! – Она ударила себя ладонями по лицу и разрыдалась так отчаянно, что это потрясло их обоих.

– Ладно. Я больше не буду. Прости – мне показалось, что она чокнутая. Не плачь.

Он осторожно притянул ее к себе на колени и прижал к груди.

– К черту, плачь.

В конце концов ровное биение его сердца убаюкало ее.

Через несколько часов и благодаря таблеткам она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы вернуться в дом.

– Почему ты ненавидишь чуваков своей мамы?

– Они ее мучают, – ответила она прямо.

Мир гудел и свистел. Над ними пролетела стая голубей, пронзительно крича, но звук раздавался за много миль от них.

– Они причиняют тебе боль?

Она пожала плечами.

– Некоторые из них – да. Нынешний, ее босс из бара. Он попытался. Я оттолкнула его, и он упал, пьяный. Я могу постоять за себя.

– Как его зовут?

Она назвала ему имя.

– Как называется бар?

Она остановилась на тротуаре. Шейн тоже остановился, глядя на нее с выражением, способным расплавить камень. Она ему все рассказала.

Она вспомнила, как проснулась той ночью и увидела, что Шейна нет. Он не вернулся ни в ту ночь, ни на следующий день. Она ждала его, вытирала пыль с полок, драила ванную, принимала душ, резала руки, спала. Неужели он ушел навсегда? Он что-то с собой сделал? Господи, неужели он снова в тюрьме? Если да, то это она его туда отправила.

В ту ночь она проснулась от грозы, бушевавшей на улице. Она оставила дверь на террасу открытой, и половина комнаты вымокла. Как и Шейн, который прислонился к двери спальни. Тощий, изможденный, в мокрой футболке и с мокрым сломанным гипсом, со свежим порезом на шее. Она села в постели, а он не двигался, просто смотрел на нее широко раскрытыми глазами, его грудь вздымалась и опадала в неистовом стаккато.

– Он тебя больше не побеспокоит.

Именно так она поняла, что сошла с ума так же, как и он. Ее страх испарился, и осталась только извращенная, мощная пульсация, заставлявшая ее сжимать бедра. Он убивал драконов, а она не могла. Он был чертовым разбойником. И она хотела, чтобы эта сила была в ней.

Хорошие девочки должны мечтать о поцелуе на выпускном с полузащитником футбольной команды, а не о сексе с потрясным психопатом. Наверное, она не была хорошей, потому что оказалась на Шейне в считаные секунды, срывая с него промокшие джинсы и трусы, высасывая его, пока он не ослаб, а она не насытилась.

Она вспомнила, как стояла на террасе в сумерках и смотрела в бассейн тремя этажами ниже. Она знала, что приняла слишком много… чего-то, потому что находилась в состоянии одновременно сладчайшего удивления и ползучей истерии. Кроме того, боль была настолько яркой, что она едва могла уследить за собственными мыслями.

Но мысли кричали громко.

Все вышло из-под контроля. Ее зависимость от Шейна внезапно испугала ее. Когда он исчез, она почувствовала, что растворяется. Вдруг он не вернется? А что будет после? Этот дом, это приключение? Что дальше? Будет ли он хотеть ее, когда все закончится?

Она потеряла вещи. Она потеряла здоровье. Она потеряла Принстон. Теперь она точно потеряет маму. Она потеряет и Шейна. Парни уходят после того, как переспят с тобой. Именно поэтому она до сих пор не спала с Шейном.

Шейн был ее маяком. Если бы он исчез, она бы навсегда потерялась, ступая по черной воде.

«Я этого не переживу, – думала она, поглаживая гладкий пластик перочинного ножа. – Эта боль. Она слишком сильна».

Может быть, лучше его просто отпустить.

Она забралась на среднюю горизонтальную перекладину перил и перегнулась как можно ниже, ожидая, что гравитация возьмет свое.

Но тут она почувствовала, как жесткая, литая рука Шейна обхватила ее грудь, выбив из нее дух и втащив обратно в комнату. Он бросил ее на кровать и забрался следом, схватив ее за челюсть здоровой рукой.

– Какого хрена ты делаешь? – Он встряхнул ее.

Она рассеянно моргала. Ее глазницы болели от того, что она во сне давила на них костяшками пальцев, пытаясь унять настойчивую боль в висках. Она удивлялась, почему ее это беспокоит теперь.

– Не умирай, детка.

– Дай мне повод жить.

– Я, – прохрипел он. – Останься ради меня.

– Эгоист.

– Да. – Он просунул руку ей под плечи, прижимая ее к себе. – Ты нужна мне, поэтому я не разрешаю тебе умирать.

– Просто… просто отпусти меня.

С отчаянным стоном он уткнулся лицом в ложбинку ее плеча и взмолился: