Семь дней в июне

– О моей роли? – Голос Евы взлетел на пять децибел. – О, пожалуйста, я для тебя даже не человек из плоти и крови! Просто выдумка, плод воображения.

– Не-а. Ты выдумала то, что выдумала.

Руки Евы зачесались от желания влепить ему пощечину.

– Мило. Иди домой.

– Обязательно. Но сначала вот что. Ты хоть помнишь тот дом? Ты напугала меня до смерти. Я ни разу толком не поспал, потому что боялся, что ты порежешься слишком глубоко. Или примешь слишком много таблеток. Ты поставила на всем клеймо. Ты сделала это. Из нас не кто-то один опасен для жизни. Мы оба. Мы одинаковые.

Слишком разъяренная, чтобы говорить, – зная, что слышит неудобную правду, – Ева повернулась спиной к Шейну и снова занялась замком. Когда она повернулась к нему, дрожа, то выплеснула разом всю ярость, которую хранила в душе долгие годы.

– КУДА ТЫ УШЕЛ?

Он ошеломленно покачал головой.

– Что?

– Куда ты ушел?

Она шагнула к нему, разъяренная, ключи впились ей в ладонь.

– Ладно, мы оба не идеальны. Но исчез тогда ты. Не я.

Она сердито смахнула с глаз слезы. Мимо проходили парочки и семьи, никто не обращал внимания на плачущую женщину и измученного мужчину, стоявших на верхней ступеньке крыльца.

– Вчера все было прекрасно, – продолжала она в ярости. – Сегодня – идеально. Все шло чертовски хорошо. До сих пор. Посмотри, сколько времени мы потеряли! Как ты мог бросить меня? Тем утром, когда я проснулась, а тебя… тебя не было рядом. Мне пришлось заново учиться жить без тебя. Ты это понимаешь?

Задыхаясь, Ева сделала паузу, чтобы перевести дух.

– Ты умолял меня остаться, обещал, что никогда не уйдешь. Но ты меня обманул. Ты даже не пытался связаться со мной. Даже чтобы узнать, выбралась ли я оттуда живой! Тебе доставляет удовольствие разрушать жизни и уходить невредимым? Ты больной или просто лжец? Я продолжила жить ради тебя. Но ты все равно меня убил.

– Ева…

– Я сказала себе, что мне все равно. – Она уже не скрывала слез. – Но мне не все равно. Ты нарушил свое обещание. Куда ты ушел?

Именно об этом Шейн хотел рассказать ей при встрече. Но все изменилось. Особенно после того, как он увидел портрет Лизетт, написанный Одри, и узнал, как Ева переписала историю своей матери.

«Я знаю, как было и есть на самом деле, но в глубине души не могу не восхищаться мамой».

Шейн не хотел становиться причиной разрыва Евы с матерью. Но он должен был все объяснить, и этот разговор он действительно планировал.

– Я тебя не бросал, – сказал он наконец.

– Что?

– Твоя мама ничего тебе не говорила?

– Нет, – сказала она, ее голос был надтреснутым, умоляющим. – Что случилось?

– Я не оставлял тебя.

Она в смятении молча смотрела на него.

– Я бы никогда не оставил тебя. Это была… твоя мама.

– Ты винишь в этом ее?

Ева дрожала от ярости, слепо сжимая кулаки.

– Очнувшись, я звала тебя. Она даже не знала, кто ты, Шейн.

– Как, по-твоему, она туда попала? – В дрожащем голосе Шейна смешались сожаление и боль. – Я нашел ее номер в твоем телефоне и позвонил. Когда она приехала, то вызвала скорую. И полицию. И отправила меня в тюрьму.

Кровь отхлынула от лица Евы.

– Нет.

– Спроси у нее сама, – мягко посоветовал он. – Спроси.

Пятница

Глава 20. Это был тот мальчик

Галвестон, штат Техас, пылал. Так было всегда, но конец июня был просто адским. Особенно в чердачной репетиционной студии Лизетт Мерсье. Кондиционер в ее шатком арендованном доме отказывался работать, включаясь (иногда) по воскресеньям, понедельникам и средам.

Для борьбы с изнуряющей жарой Лизетт расставила по периметру чердака, выкрашенного в розовый цвет, вентиляторы из Home Depot, отчего бумаги, боа, платья, халаты и прочая блестящая мелочь разлетались, словно подхваченные ураганом. Лизетт наслаждалась этим зрелищем. Иногда она даже бросала конфетти прямо в лопасти вентилятора, просто чтобы приучить девочек к помехам во время выступления. На сцене тебя всегда что-то отвлекает. Яркий свет, взгляд партнера, пристальный взгляд судей. Соперницы были готовы на что угодно, лишь бы испортить выступление, например, Эммалина Харгроув показала ей из-за кулис волосатую обнаженную фигуру Бёрта Рейнольдса[112] из старого Cosmo 70-х годов.

Когда это было, в 1983 году? Нет, в 84-м. Конкурс «Мисс Южная Луизиана Марди Гра». Эммалина Харгроув была мерзавкой. Но Лизетт отомстила. Сначала она выиграла шоу талантов (исполнила Brick House[113] на кларнете), а потом приперла к стенке отца Эммалины (судью Питера Харгроува). В том году Лизетт выиграла конкурс «Мисс Конгениальность». Это был не самый большой приз, но тем не менее она была довольна.

«Иногда маленькие победы важнее, – подумала она. – Очень удачная фраза. Надо будет напечатать ее на плакате, для девочек».

Все равно пора было заменить плакат, который висел у нее на задней стене: «Будь верен себе». После победы на конкурсе «Юная мисс лангусты»[114] одна из девочек Лизетт сделала для нее эту блестящую надпись. Это было десять лет назад, и блестки отвалились от буквы «е» в слове «себе».