Семь дней в июне

На часах было 21:45, теплый, необычно ветреный вечер пятницы – совсем не похоже на вчерашнюю жару и так далеко от ее ссоры с Шейном. Дверь не открывали, но она слышала отзвуки веселья состоятельных выпускников, которые пили коктейли и веселились на открытом воздухе в «Биргартене» неподалеку.

Но здесь, перед вычурной хвастливой дверью Джеймса Болдуина, темнота была настолько полной, что ей казалось, будто она может поглотить ее целиком. Сердце гулко стучало в груди. Ева прислонилась к гладкой створке лбом и ладонями. Она позволила себе сделать несколько глубоких вдохов, просто чтобы приглушить стук в голове, который грозил взорваться с тех пор, как она повесила трубку, заканчивая разговор с Лизетт.

И вот, второй раз за два дня, Ева стучала в эту дверь. Но на этот раз она колотила изо всех сил. И Шейн сразу же открыл.

Она едва могла видеть то, что у него за спиной. Свет в доме не горел. Повсюду была тьма. Но она видела его, перед собой – и у нее захватывало дух. Высокий, сильный, крепкий. Ее.

Ева встретила его взгляд, и внутри у нее что-то дрогнуло.

– Я все знаю, – сказала она, желая казаться собранной, но заминка в голосе ее выдала.

– Входи.

Она не сдвинулась с места. Она должна была сказать то, ради чего пришла сюда. И слова хлынули из нее потоком.

– Мама мне все рассказала. А ты был юн, напуган и пытался быть крутым, и я обещала тебе, что ты никогда не вернешься туда. Я обещала. А она отправила тебя обратно. – Она судорожно сглотнула. – Шейн, мне так жаль. Прости меня за все, что я сказала вчера. Прости, что винила тебя все эти годы. За то, что ненавидела тебя. Я так сильно тебя ненавидела.

– Я знаю, – сказал он хрипло. – Заходи.

– Нет, послушай. Я ненавидела тебя только потому, что… – Ева сделала паузу. – Потому, что любить тебя было невозможно.

Шейн отвел глаза, его челюсти сжались.

– Почему ты мне ничего не сказал? – спросила она. – Почему?

– Я не мог, – ответил он. Он выглядел на много лет моложе, таким уязвимым.

– Мне столько всего нужно узнать.

– Потом.

– Но…

Шейн схватил ее за платье и втащил в темный коридор. Захлопнув дверь, он прижал ее к створке спиной. Единственный свет исходил от луны, тускло светившей через открытые эркеры по всей квартире.

Ева растерянно моргнула. Она остро ощущала все: его запах, его грубую шевелюру, мятую футболку, линию бицепса, его глаза. Шейн захлестнул ее. У нее кружилась голова от него.

Застонав, Шейн прижался губами к ее губам, целуя и вдавливая в дверь.

Он запутался рукой в ее кудрях, оттягивая ее голову назад, чтобы поцеловать еще глубже. Они наслаждались друг другом, их поцелуи были горячими и голодными.

– Черт, – сказал он. – Ты здесь.

– Я здесь.

Приоткрыв рот, он прижался губами к ее шее, просунул руку под ее короткое, тонкое платье в облипку и скользнул по внутренней стороне бедра. Как одержимый, сжал мягкую кожу. Под пальцами было мокро.

– Скажи, чего ты хочешь, – прошептал Шейн ей на ухо.

Она хотела, чтобы он был весь в ней, его запах, его рот, его язык, его руки, он весь, целиком. Она не хотела знать никого другого.

– Просто хочу тебя. Везде.

Шейн схватил ее за руку и потащил сквозь темноту в спальню. Ветер снова поднялся, дребезжа массивными окнами и завывая за стенами.

В перерывах между поцелуями они вслепую пробрались в спальню, залитую лунным светом. Постель была мятой, а обстановка интимной в тот дождливый день, пуховое одеяло хранило отпечатки изгибов тела Шейна. Они вместе упали на кровать, спутавшись руками и ногами, подушки полетели на пол.

Схватив ее за подбородок, Шейн втянул Еву в быстрый, грязный поцелуй. И сразу, без предупреждения, перевернул ее на спину.

Начав с лодыжки, он провел губами вверх по задней части ее икры, царапая ее своей щетиной, и оставил обжигающий поцелуй за ее коленом. Она застонала, сжимая простыни в кулаки, но он продолжал, оставляя влажные любовные укусы выше, медленно проводя языком вверх по позвоночнику. Распалившись, Шейн откинул в сторону ее потные локоны и стал целовать шею Евы.

– Повернись, – с вожделением приказал он.

Не задумываясь ни на мгновение, она так и сделала. Продвигаясь вниз по ее телу, он просунул руки под ее ягодицы, притянул ее к своему рту и приступил к делу – без дразнилок, без нарастания. Шок был восхитительным. Она вскрикнула. Выгнула спину. А потом он остановился.

С дразнящей ухмылкой он поднялся выше.

– Привет. – Он усмехнулся.

– Почему ты остановился?

– Захотелось тебя поцеловать. – Он так и сделал, целомудренно, в губы.

– Ты хуже всех. Трахни меня. Пожалуйста. Трахни меня на кровати Джеймса Болдуина.

Шейн засмеялся.

– Это не его кровать. Думаешь, у них кровати с современными матрасами?

– Ох. – Она схватила его за руки. – Ну, тогда трахни меня на этой кровати с современным матрасом.

– Сначала кончи. Потом я тебя трахну.

Не успела она ни о чем подумать, как он снова жадно впился в нее языком. И она будто разлетелась на части.

– Ева.

– Что? – простонала она, покачиваясь на волнах счастья.

– Ева.

– Что?

– Посмотри на меня.