Семь лет в «Крестах»: Тюрьма глазами психиатра

Время прибытия. Жалобы и просьбы у людей несколько различаются в зависимости от периода пребывания в изоляторе. Те, кто только здесь оказался, вероятно, будут предъявлять жалобы, связанные со стрессом от нового места и новой жизни, будет больше эмоций и попыток давить на жалость. Если человек тут уже достаточно давно, с одной стороны, он более собран, а с другой, вероятнее всего, у него будет симптоматика хронической усталости и накопленной напряженности, которая преобразуется в тревогу и бессонницу.

Номер камеры. Сам номер не важен, а вот информация о том, как часто человек менял камеры, важна. Если пассажир регулярно «встает на лыжи», это говорит о том, что у него, видимо, есть проблемы с коммуникацией и навыками общения. А если человек длительное время сидел в одной хате, а потом в течение короткого срока начинает кататься из одной в другую, то, вероятно, речь идет о каком-то конфликте.

Полоса. Карточка могла быть перечеркнута красной полосой. Это означало, что заключенный стоит на особом учете у администрации как «склонный к…». Членовредительству, агрессии, побегу, употреблению. Вроде это все. Может, еще какие полосы были, не помню.

Неформальные отметки. Звездочка в углу карточки означала, что человек «опущенный». А наличие этой информации очень важно. Не многие заключенные, имеющие этот статус, сообщают о нем при консультации, а именно он часто является и причиной, и поводом для моей консультации. Буквы «б.с.» – бывший сотрудник.

Если пассажир регулярно «встает на лыжи», это говорит о том, что у него, видимо, есть проблемы с коммуникацией и навыками общения. А если человек длительное время сидел в одной хате, а потом в течение короткого срока начинает кататься из одной в другую, то, вероятно, речь идет о каком-то конфликте.

В общем, еще не видя человека, можно было сделать важные и нужные наблюдения, которые упрощали мои дальнейшие действия.

Когда амбулаторная консультация проводилась на режимном корпусе, нужно было определиться: забирать человека на отделение или разруливать ситуацию на месте. Если было видно, что есть выраженные агрессивные или суицидальные тенденции, то вопрос с госпитализацией решался сразу. Такие все наши. Если же этого на первый взгляд не было, то можно было и поговорить.

В подавляющем своем большинстве обращения были типовыми, понятными и не требовали каких-то хитрых действий. Я даже не вносил их в медицинские карты, хотя по правилам каждое обращение заключенного к медицинскому персоналу должно быть отображено в документации. У меня в карманах халата или пиджака всегда были наготове таблеточки – в основном снотворные и транквилизаторы. В таком случае я выдавал немножко таблеточек, чтобы дать человеку возможность поспать и отдохнуть. Естественно, я объяснял схему приема препарата на три-четыре дня, а собеседник кивал и соглашался. Но стоило отправить его в камеру, как таблетки съедались все разом. Это понимал и я, и он, но мы все равно играли в эту игру. И я не вижу в этом ничего предосудительного. В том, что чувака рубанет часов на 12 и он наконец отключится, хотя бы на это время, от окружающей действительности, нет ничего плохого. Наоборот, это может быть гораздо полезнее, чем курс антидепрессантов или еще какой глупости. Но поэтому больше таблеток и не выдавалось – чтобы избежать отравления и передоза.

Если человек начинал наглеть и требовать таблетки через день, то либо он игнорировался, либо в его личную карточку вносилась запись о склонности к употреблению психоактивных веществ. Вернее, сначала это была угроза, шантаж, так как такая запись несколько усложняет жизнь в системе, особенно при последующем этапировании в колонию. В крайних случаях, когда персонаж совсем борзел и начинал выкручивать ситуацию, он переводился на отделение, где, согласно предъявляемой симптоматике и выставленному диагнозу, получал доступную в рамках национальных рекомендаций терапию, в которую входили аминазин и галоперидол.

Были и ребятки, с которыми просто нужно было поговорить. Такие беседы можно называть рациональной психотерапией, но на самом деле это был нормальный разговор с человеком – без осуждения, претензий, обвинений и угроз, от которых он и так ежедневно устает при общении с органами следствия и сотрудниками изолятора. Чаще приходилось слушать, иногда давать какие-то житейские советы.