Семь жизней. Рукопись неизданного романа

– Хорошо, уберусь. Я и так уже давно собрался убираться. Но запомни: пока есть бляди, будут и маньяки. Не просто бляди, а такие, как ты, думающие, что блядство – нормально, что с ним можно жить, что его можно скрыть. Это вам ваша эмансипация, глупые, самоуверенные, современные женщины. Глупые современные бляди! Это вам ваш женский мир. Для вас всё! Делай, что хочешь! Получай удовольствие! Живи, наслаждайся! Мужик – ничто, тряпка, подкаблучник! Ему одни обязанности, а вам одни права. Я – женщина! Хочу так, хочу этак! Вынь, выложь, дай! На мужике только пахать и «спасибо» не говорить, потому что он, видите ли, должен, а женщину только любить с уважением, лелеять её, ублажать – о, моя бархатная кожа! о, мои нежные ручки! о, мои губки, о, мои глазки, сиськи, письки! – пресмыкаться! А за что? Где честь-то? За что вас оберегать? Оберегать нечего! Вот он, обрин-то, и пришёл к вам! И победил вас! Потому что он не соблюдает ваши законы, ваши бабские принципы, ваши оковы, которые вы нацепили на своих мужиков, чтобы царствовать в своём бабском мире! Он попирает их, потому что живёт по первобытным мужским законам, и некому защищить вас! Вы сами сделали своих мужчин слабыми! Дождётесь, обры вас ещё и запрягать станут, как в древности, ездить на вас, глупых бабах!

– Заткнись! – крикнула Наташа.

Вася умолк и, уходя, добавил:

– Я позвоню в милицию, а ты возьми себя в руки, ничего уже не изменишь. И не мойся, а то все улики смоешь.

– Заткнись и убирайся! – повторила Наташа, закрыв голову подушкой.

Он ушёл, а Наташа взяла себя в руки. Разделась и назло сходила в душ. А потом легла спать.

Утром пришли следователь, директор училища, Васин отец, и его зам по воспитательной работе. Мент составил протокол, зам утешала, а Васин отец позволил не ходить пока на учёбу.

Потом позвонила мать, сообщила, что Пашка попал в аварию, и потребовала немедленно возвращаться домой. Наташа с покорностью повиновалась.

Проезжая на автобусе мимо Брехаловки, она хотела увидеть домик, но в зеленеющей густоте деревьев ничего не разглядела.

В Б. опять были менты, обследование, расследование. Хлопотал Пашкин отец. Вася был прав – Наташа зря помылась. Зацепок никаких, получалось одно голословное обвинение кого-то непонятно кого. Зато алкоголя в крови было предостаточно. Что ж, повезли на место. Всё это время Наташу терзала обида на весь белый свет. Все вокруг были какие-то недоверчивые, язвительные, ухмыляющиеся. Хотя она подробно и полно всё рассказала: всё, что видела, всё, что слышала, описала всех, кто был, так или иначе, причастен. Хорошо, Пашка в больнице подтвердил её показания. Ещё бы ему не подтвердить. Только веры ему тоже мало оказали. Сам в какашку был, раз на машине перевернулся. Милиция в Б. вообще всегда была очень недоверчивая. Потому и раскрываемость высокая. Вернее, закрываемость. Закрывали дело на «раз-два-три». Мол, нечего пылиться на полке, если улик нет. Улик нет, нехрена врать.

Домик должен был хоть что-то прояснить. Хоть как-то растормошить недоверчивость. Наташа ждала встречи с ним с волнующим нетерпением. После Красного Восхода она, кажется, перестала даже дышать, только тыкала пальчиком в хорошо запомнившуюся прогалинку меж стройных рядов деревьев. Однако домик, как и в автобусе, вновь не удалось разглядеть.

Наташа, чувствуя, что слёзы безжалостно наворачиваются на глазах при каждом взмахе ресниц, попросила свернуть на лесную дорогу и там, возле уходящей вправо тропинки, остановиться. Ментовский «уазик», со скрипом покачнувшись, замер, и Наташа, открыв дверцу, уверенным шагом устремилась к домику.

Но… домика не было. Вместо него была просто небольших размеров яма, а на её дне валялись три пустые баклажки из-под пива, две пустые бутылки из-под водки, большая и маленькая, коробка и вынутый из неё пакет из-под вина, бутылка минералки с остатками на дне, пять пластмассовых стаканчиков, шелуха из-под яиц и прочий мусор. Наташа чуть было не потеряла сознание от такой неожиданной подлости, от такого чудовищного обмана. Где же он?.. Где этот проклятый домик?

Куда он мог деться? Всё, всё показывало то, что место она не перепутала. Упавшее дерево, которое она несколько раз перешагивала два дня назад, – лишнее тому подтверждение.

– Домик был здесь… – сказала она следователю.

– И куда же он тогда исчез? – с усмешкой спросил тот. – Не может же дом, если он здесь, конечно, был, за… два, по-моему, дня бесследно испариться. Если б он сгорел, было б видно, что он сгорел. Если его разобрали, сломали, то были бы видны какие-нибудь следы работы и прочее. Что-нибудь мы здесь увидели бы… А так… – он осмотрелся. – Ну, следы… Топтался здесь кто-то… Да мало ли, кто здесь ходил!..

– Я вам говорю, домик был здесь! – Наташу душил приступ истерики. – Вам лучше знать, куда он пропал! Вы – милиция! Вон, в яме, мусор! Это наш мусор! Что вам ещё надо?!