Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Ладно девки, их можно простить, потому что они… слабый пол, они сами по себе никто, просто… прекрасное дополнение к мужчине. Только Машке, сестре, Пашок не делал снисхождения, потому что не чувствовал в ней женщины, не испытывал к ней – совершенно естественно из-за родственности – полового влечения, не жалел её, обрубал по полной, как пацана – да она и хотела быть пацаном в детстве, вела себя, как пацанка – не давал ей поблажек и довёл до того, что они стали врагами, чужими людьми, живя рядом, но абсолютно не интересуясь друг другом.

Но ладно Машка… Угрызения совести за неё уже не раз приходили к Пашку и терзали его. Машку можно простить, она… девка. Но пацанов – никогда!

– Вот скажи, откуда вы такие берётесь, на? – толкнул Пашок Надькиного брата.

– Что? – не понял тот, оборвав свой монолог, обращённый к Славке.

– Я спрашиваю, откуда, на, вы такие берётесь? Из какой поганой жопы? Что вы лезете всегда, на? Кто вы такие есть, на? Лохи, на! Чмошники, на! Ничтожества, на! Откуда вы чё знаете в жизни? Кто вам чё сказал, на, если вы никого не слушаете? Вы сами себе на уме, на!.. Да откуда у вас ум, на?! Ты сидишь, на, несёшь какую-то херню, на, а умный человек, на, который может вещь сказать, на, молчит, на!!! Ты чё, на?! Ты знаешь, на, что его в этом городе люди уважают, на? Люди!.. Люди, на, в отличие от тебя, на!

Все прикусили языки. На Надькином брате лица не было. А Пашок, не в силах сдерживать эмоции, продолжал:

– У вас вообще, на, нету права, чтобы жить, на!.. А если хотите жить, на, то живите тихо, на! Чтоб никому не мешать, на! Не лезть ни к кому со своей хернёй, на! Слушать, на, людей, на!.. И молчать, на!!! Вас папочка с мамочкой накормили, обули, одели, спать уложили, а вам всё мало, на! Вы ещё, сука, жизни их хотите поучить, на! Ненавижу вас, щенков, на! Гавкать сначала научитесь, на, а потом гавкайте!..

– Он тебя всего на четыре года младше! – влезла Наташка. – Что ты к нему прицепился?

– И?! – Пашок округлил глаза. – И что, на? Что же он тогда такое ничтожество, на? Пусть проживёт эти четыре года, на, как я или вон Славка, а потом лезет, на!.. Проживёт, тогда будет за базар отвечать, на, а пока пусть слушает Славку, на! Я сам слушаю Славку, на, когда он говорит, на! Потому что он вещь говорит, на! Я людей слушаю, на! Я отца с матерью слушаю, на! А отец с матерью своих отцов с матерью слушали, на! Отец дядю Вову слушал, на! А дядю Вову полгорода слушало, на! Только мудило один не послушал, Лёша Пончик, беспредельщик!.. Сам себе на уме, на! Как щенок этот, на!

Дядя Вова приходился родным братом Пашкову отцу и уж лет десять как лежал в богато убранной могиле на городском кладбище. История эта произошла в середине девяностых, и в то время имела большой резонанс. Тогда вообще криминал был в моде. Пашок очень гордился причастностью своей семьи к тем уже далёким событиям и, если возникала возможность, с удовольствием рассказывал не только детали, но всякий раз присовокуплял и некоторые дополнения. Не побрезговал и теперь.

– Дядя Вова и отец мой работали с уважаемыми людьми, на!.. – Пашок понизил голос, сделав его более протяжным. – С Харитоном, на. С Иваном Дмитричем. С Попом, на. С Митрофановыми. Но привалил откуда-то Кухарь, набрал себе всякую шваль типа Пончика, на, стал беспределить, и тут такой замес начался. Сначала в «Родине» была разборка – это «Бездна» теперь, а потом в лесопарке на серьёзе сошлись. Правда, ничего там такого не было… Просто обозначили права, на… Поговорили, на… Но потом эта сука Пончик, Лёша Распута, на, дядю Вову встретил, на – а дядя Вова не ожидал, на – и всё… Братва потом наказала эту суку по полной… Сам Кухарь его отдал. Пончик Кухаря вёз и остановился тут… как в город въезжать… где сейчас шашлычная стоит… как её?.. «Шахерезада»… а там уж ждали его. Кухарь вышел и из калашей порубили всё в мясо да уехали.

Надькин брат сидел, боясь и пошевелиться. Только смотрел куда-то в сторону, часто и нервно моргая. Пашок, смакуя, присовокупил дополнение:

– Потом девку Пончика, Ниночку, малолетку, сироту – он её из детдома взял – по кругу пустили. Три дня е**ли, она чуть кони не двинула. Хотя лучше бы двинула. А так с катушек съехала… Сама на всех кидаться начала… Так отдали её мужичку одному – то ли Хрипатому, то ли Сипатому – он как раз только откинулся. Он, типа, чё за баба? Но ему, конечно, не стали ничего говорить. И он увёз её куда-то…

– Как будто прямо хорошо это! – возмутилась Наташка.

– Хорошо, не хорошо! – огрызнулся Пашок. – А я к тому, что каждый должен своё место знать, на! Имеешь право, лезь, на, не имеешь – не лезь, на! Имеешь ум, говори, на, не имеешь – помалкивать, пока не спрашивают! А лучше, чтоб и не спрашивали, на. Потому что, если спросят, ты хрен ответишь, на!..

Он опять набросился на Надькина брата:

– Вот тебя как зовут?

– Максим… – робко ответил тот.

– Тебе, Максим, на, кто имя дал, на?

– Родители…

– Так! А кто тебе вот эту курточку прикупил, на?

– Родители…

– Так! А жопу тебе сегодня кто подтёр, на?

– Никто…

– Как никто? Ты что, с грязной жопой, что ли, ходишь, на?

– Нет…

– А кто подтёр?