Читаем Семейное дело полностью

— Ты не знаешь, — сказал Силин. Все! Наживка пропала! Продолжать дальше разговор о Ворониной было уже нельзя. — А насчет Бочарова — что ж? Когда-то, еще в сорок первом, кажется, в вашей газете была фотография: пацан стоит на ящике возле станка. Росточка еще не хватало.

— Это же здорово! — обрадовался Вдовин. — Разыскать ту фотографию и дать две — ту и сегодняшнюю!

Он уже работал! А Силин внутренне морщился. Не надо было лезть самому на разговор о Кольке.

— Так я подошлю к вам на завод Воронину? — спросил его Вдовин, и Силину показалось, что Кира, по-прежнему разговаривавшая с генералом, вдруг насторожилась, словно почувствовав что-то неладное в этом повторении одной и той же женской фамилии…

Силин кивнул. Пусть созвонится с его секретаршей, та закажет ей пропуск.


Еще несколько дней назад — после того вечера в заводском кафе — Глеб Савельев забежал на механический участок и, хлопнув Алексея по спине, спросил, где он собирается встречать Новый год.

— Пока не знаю.

— Не будь закомплексованным лопухом, — сказал Глеб. — На тебя противно смотреть. Ну, не вышло с девчонкой, а ты расклеился, как медуза на солнышке. Честно говоря, это как-то не по-мужски.

— Значит, у нас разные взгляды, — неожиданно зло сказал Алексей.

— Чепуха, друг Алеша. Мы живем не в рыцарские времена, а в двадцатом веке, и девочек на нашу долю вполне хватает. Я люблю статистику. Так вот, в СССР на сто семьдесят девчонок сто мальчишек — усек? Короче, у моей собирается компания…

— Я не пойду, — оборвал его Алексей. Ему был неприятен этот разговор. Тем более что он знал точно: Глеб вовсе не утешает его, а действительно думает так — «девочек хватает». Не вышло с одной — выйдет с другой, ничего особенного, именно так и положено в двадцатый век. Холодно и точно, как математическая формула. А он все эти дни после встречи в кафе буквально не мог прийти в себя. Разница между Глебом и Ниной Водолажской была в том, что Нина утешала — Глеб математически рассчитывал даже любовь. Сто семьдесят на сто — чего ж горевать?

— Ну-ну, — хмыкнул Глеб. — Будешь сидеть дома за бутылкой и смотреть «Огонек»?

Алексей промерил глубину обработки и выключил станок. Всем своим видом он хотел показать Глебу: я работаю, а ты мешаешь. Но Глеб не отходил. Ему понравилась эта тема одиночества. Бедненький, несчастненький! А потом что? Монашеский постриг? Обет безбрачия? Он был жесток в своей насмешливости. Как знать, может быть, в разговоре с другим человеком такая жестокость оказалась бы даже спасительной, но Алексей оборвал его.

— А ведь противно, — сказал он. — Вроде бы ты человек, а за душой пусто.

— Ты обо мне? — удивился Глеб.

— К сожалению, — усмехнулся Алексей. — А теперь, как говорит старик Коган: «Иди туда, куда пошел бы я, если бы ты был мной, а я тобой».

Глеб дернулся и ушел.

Алексей подумал: ну вот и поссорились. Он не жалел ни о чем. Должно быть, рано или поздно так должно было произойти. Слишком они стали разные. Он не любил ссор, можно было бы просто, тихо и незаметно отойти друг от друга, но раз уж случилось именно так — пусть будет так.

После смены, по пути домой, он все-таки зашел на почту — дать телеграмму Лиде. Стоя в небольшой очереди, он еще раз подумал о Глебе: да, отчуждение началось не сегодня и не вчера, а еще тогда, когда они гуляли втроем и Глеб излагал свои взгляды на жизнь. Тогда Алексей как-то не придал им особого значения: ну, малость рисуется парень, хочет показаться перед своей девушкой этаким ультрасовременным интеллектуалом, вытрющивается. Раздражение пришло позже. Нет, не вытрющивается. Так и думает, как хорошо запрограммированная машина. Сегодняшняя встреча только подтвердила это.

И вдруг совсем неожиданно, по какой-то очень далекой ассоциации (Глеб — кафе — Нина), он подумал, что не видел Нину ни вчера, ни сегодня, и ему стало не по себе: даже не поздравил с наступающим, и ни ее адреса, ни номера телефона он не знает.

Телеграмма у него получилась короткой: «Поздравляю Новым годом желаю здоровья счастья Алексей». Ничего лучше он не мог придумать сейчас. И, выйдя на улицу, вскочил в подошедший троллейбус.

Нинин дом он, конечно, найдет. И дверь, кажется, вторая справа. Хорошо бы купить какие-нибудь цветы, да, пожалуй, уже негде: сегодня Бесфамильный, усмехаясь, рассказывал, что купил на рынке у заезжих абреков пять гвоздик по трешке штука — судить бы за это, да что поделаешь? Девушки любят цветы. Цветы выращивают на Кавказе. Хочешь покорить девушку — гони трудовые трешницы!

Черт с ними, с цветами. Можно купить шоколадный набор. Кажется, возле ее дома был какой-то магазин. Почему-то он был уверен, что Нина дома. Даже если она собирается куда-то, в это время она дома, и он успеет…

Все так и было: магазин, шоколадный набор, длинный дом, похожий на корабль, вторая дверь справа и — четыре квартиры на каждой площадке. Девять этажей — тридцать шесть квартир. Алексей усмехнулся: слава богу, еще не строим небоскребы!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Советская классическая проза / Проза