Семейное дело

Он мог думать так, потому что в его жизни еще не было очень многого, он словно не поспевал за своими сверстниками, отставал от них — этого он не замечал и это его не мучило. У него была и не была Лида — Лида, заполнившая все его существо, и ко всему остальному он приходил медленно, но с той же душевной чистотой.

Нина? Он не знал, как встретится с ней после новогоднего вечера. Нина вышла на работу через неделю, он увидел ее еще издали, когда миновал проходную, и побежал за ней.

— Здравствуй.

— Здравствуй.

— Я не заходил к тебе, но…

— Ты правильно сделал.

— Я хочу сказать, что не возьму назад ни одного слова…

— Перестань, пожалуйста, — строго сказала Нина. — И никогда не говори мне больше об этом.

Она ушла вперед.

А в конце смены из партии колец, выточенных Нутрихиным, она загнала в брак два, и, как Нутрихин ни убеждал, ни уговаривал ее, что допуски соблюдены и она просто издевается, — Нина поставила не «восьмерку», а прочерк. Это означало, что Нутрихин подвел всю бригаду и комплексную им не засчитают. Они — четверо — стояли возле Нины и Нутрихина, и Бесфамильный спросил:

— Ты знал, что у тебя брак? Только не крути, пожалуйста.

— А если не знал?

— Знал, — уверенно сказал Алексей. — Знал и думал, что как-нибудь проскочит.

— Погоди, — остановил его Бесфамильный. — Больно уж ты горячий. Нельзя так обвинять человека, за это и схлопотать можно… — Он снова повернулся к Нутрихину: — Так все-таки, если по-честному?

— Знал, — сказал Нутрихин.

— Ну, вот и все, — усмехнулся Бесфамильный. — Можем спокойно идти по домам. А без комплексной как-нибудь перебьемся.

Тогда Нутрихин сорвал с головы берет и швырнул его на пол. Он кричал, что ему на все наплевать, что он не навязывался в ихнюю бригаду, а его туда затащили за лишний четвертной и что он не намерен терпеть за этот самый четвертной оскорбления от всяких…

Он буйствовал, кричал, размахивал руками и вдруг заметил, что все это впустую, — как ребенок, который падает на пол и начинает вопить, а потом видит, что родители не обращают на него никакого внимания. Тогда Нутрихин закурил, поднял берет и ударил им несколько раз по ноге, сбивая мелкую стружку.

— Вот что, парень, — сказал ему Федор Федорович, — тут из завкома приходили, оказывается, нашим делом на заводе металлоконструкций заинтересовались. Вот ты и поедешь в местную командировку — наш опыт передавать.

— Большое русское мерси, — усмехнулся Нутрихин. Возможно, он еще поусмехался бы, но все отошли, и он остался один — стоял и отдирал от берета стружку, уже остывая и успокаиваясь окончательно.

Странное ощущение, будто в Бешелеве сидит маленький Силин, однажды испытанное Нечаевым, не покидало его, хотя разговор с секретарем комитета комсомола шел спокойный и ровный. Бешелев был сух, краток, деловит. Вот сводный план комитета комсомола. Вот все соображения по соревнованию — с ним уже ознакомился директор завода и одобрил их. Вот списки комсомольцев, особо отличившихся при создании турбины. Надо как-то отметить. Здесь планы комсомольских собраний. Учеба комсомольцев… Нечаев быстро просматривал страницу за страницей и невольно продолжал думать о том, что Бешелев ему не нравится именно этим внутренним сходством с Силиным. А может быть, все не так и я просто придумываю себе человека?

— Послезавтра собрание в двадцать шестом? — спросил он, потому что это был его цех.

Бешелев кивнул: да, и хорошо, если бы вы… Нет, Нечаев не мог пойти на собрание: послезавтра бюро райкома, через неделю областной партактив, ему надо готовиться.

— Мне думается, что это собрание надо провести широко, показательно, — сказал Бешелев. — Во-первых, такой цех, во-вторых, первое собрание года, в-третьих, есть о чем поговорить и что показать. Будут из редакции «Комсомольца», я уже договорился. Они собираются дать целую страницу. Со снимками.

— Из всего этого меня устраивает только одно, — сказал Нечаев. — «Есть о чем поговорить». Все остальное может оказаться ненужным парадом.

Когда Бешелев ушел, он позвонил в цех Боровиковой и попросил ее быть на комсомольском собрании. И обязательно побеседовать с корреспондентом из областной молодежной газеты: целая страница со снимками ни к чему, пусть лучше напишут хороший деловой отчет.

— Все? — спросила Боровикова.

— Все, — сказал Нечаев.

— А то, что мы не выдерживаем недельные графики, тебя не волнует?

— Я знаю, — сказал Нечаев. — Теперь диспетчерскую сводку получают не только директор и главный инженер, но и я тоже.

Он не стал объяснять Боровиковой, что с металлом сейчас будет труднее. Какое-то время придется мириться с этим. Потом, правда, будут и штурмовщина, и сверхурочные — никакая перестройка не обходится без временных потерь.