Семейное дело

Каждый прожитый день приближал и другое: Нечаев, конечно, не будет молчать. Весь вопрос в том, что лучше — сказать Рогову или ждать, а там будь что будет? Он метался. Он чувствовал, как на него наваливается — нет, уже навалилась — страшная тяжесть и он не в силах сбросить ее. Если это пойдет от Нечаева, мне будет хуже; если я расскажу Рогову сам, можно надеяться, что старые наши отношения все-таки возьмут свое. Стало быть, надо найти какую-то форму… Не придешь же и не грохнешь просто так: весной я распорядился внести в промежуточный отчет продукцию не строго по стандарту. Тем более, если при этом разговоре будет присутствовать Свиридов.

Конечно, ничего этого он не говорил Ворониной. Зачем? При ней он был по-прежнему уверенным, он играл эту уверенность через силу, он не мог и не хотел хотя бы на минуту показаться ей таким, каким был сейчас на самом деле.

Садясь в машину, он подумал: «Сегодня… Все может решиться сегодня…»

Ему пришлось немного подождать: Рогов был на секретариате. Он появился в приемной и кивнул на ходу:

— Заходи. Извини, что задержал.

Силин вздохнул облегченно. Значит, Свиридова еще нет и разговор будет с глазу на глаз.

Рогов не стал садиться за свой стол. Он встал у окна, спиной к улице, и, охватывая плечо здоровой рукой, сразу спросил:

— Что у тебя с Кирой?

— Ты меня поэтому и Вызвал?

— А ты полагаешь, что это маловажный повод?

— Мы расходимся, — сказал Силин. — Иногда это случается в жизни.

— Другая женщина?

— Другая любовь.

— На старости-то лет? — усмехнулся Рогов.

— Ну, еще не очень на старости.

О том, что случилось у Силиных, Рогов узнал от жены. Это было такой неожиданностью, что поначалу Рогов не поверил, и Дарья Петровна взорвалась: «Я не питаюсь слухами, ты должен бы это знать. Можешь позвонить Бочаровым — Кира живет у них». — «Значит, ты виделась с Кирой?» — «Да. Я была в универмаге, встретила Веру, а вечером поехала к Бочаровым сама». — «Как она?» — спросил Рогов. Жена ответила, пожав плечами: «Как может чувствовать себя женщина, брошенная мужем?»

— Это серьезно, Владимир?

— Разумеется.

— Жаль, — сказал Рогов. — Ты, конечно, понимаешь мое отношение к этой твоей… другой любви? Правда, теперь другие времена, и на бюро за это не вызывают и взысканий не дают, но для меня (он особо подчеркнул это — для меня), для меня здесь есть что-то очень неприятное.

— Просто потому, что мы знаем друг друга с детства. Свои привязанности, почти семейное дело… Если бы ты не знал Киру, то отнесся бы к этому спокойней.

— Вряд ли, — качнул головой Рогов. — Я хочу тебя попросить только об одном: погляди как следует в самого себя. Все ли у тебя там в порядке?

Сам того не ожидая, Рогов дал ему сейчас великолепный повод продолжить этот разговор так, как того хотелось бы Силину. Да, лучше сейчас. Хотя Рогов раздражен, хотя он считает меня черт знает кем, но лучшей ситуации, пожалуй, не найти.

— У меня хватает других грехов, Георгий, чтобы я думал над этим.

Он не смотрел на Рогова, но знал, что тот глядит на него не отрываясь. Глядит и молчит.

— Каких же? — наконец спросил он. Силин тяжело вздохнул и поднялся.

— Это слишком долго мучило меня, чтобы я мог молчать, — сказал Силин. — Ты, наверно, помнишь, как мы трещали зимой?

— И ты…

— Да, — кивнул Силин. — Мы внесли в отчет продукцию не по стандарту. Так что, как видишь, я еще могу признаваться в своих настоящих ошибках.

— Мы или ты? — спросил Рогов.

— Я. Ни Заостровцев, ни Нечаев ничего об этом не знали. Нечаев вообще тогда болел. Так что считай — я один.

Все! Тяжесть не свалилась с него, как он того ждал и хотел бы. Она навалилась на него еще грубее. Молчание было слишком долгим. Рогов все стоял там, напротив него, у окна, по-прежнему охватывая плечо рукой.

— Это сюрпризец, — наконец тихо сказал он. — Значит, и до этого дошел!

Силин почувствовал, как его начинает колотить озноб. Это чувство было знакомым, хотя и давним: он испытывал его всякий раз после боя, когда надо было сесть, закурить и не думать ни о чем — просто сидеть и ощущать себя видящим, слышащим — живым!

— Я должен ехать по делам, — сказал Рогов, отрываясь от подоконника. — Поговорим после.

Вечером, вернувшись домой, Рогов ушел в свой кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Дарья Петровна уже знала: если он закрывает дверь — не надо ни о чем спрашивать его, не надо трогать и к ужину звать не надо. Он даже не спросил, нет ли письма от Лизы: девчонка сразу же после экзаменов укатила со студенческим отрядом куда-то под Гурьев и не очень-то баловала родителей хотя бы открытками. Значит, что-то у Рогова не так — это Дарья Петровна знала твердо.

А Рогов сидел в кресле, устало закрыв глаза. Он думал о Силине и о том, как они разошлись, сызнова перебирая в памяти все, что там хранилось, начиная с далеких времен и кончая сегодняшней встречей двух уже немолодых и таких разных людей.