Читаем Семейное дело полностью

У входа в заводоуправление, возле черной «Волги», стояли и разговаривали двое — Званцев и Нечаев. Он заметил их еще тогда, когда его машина огибала площадь. Нечаев, говоря о чем-то, разводил руками. Когда Рогов вышел из машины и поздоровался с секретарями, то не удержался и спросил Нечаева:

— Вы что, рассказывали Александру Ивановичу о нашем субботнем улове? Руки-то во-он как разводили! — и сразу же перешел на деловой тон: — Пойдемте к вам, в партком.

Он не хотел входить в директорский кабинет. Поднимаясь по лестнице, он подумал, что Званцев и Нечаев поняли это.

— Я сейчас ехал и вспомнил о Левицком, — сказал Рогов, когда они вошли в маленький кабинет Нечаева позади другой, большой комнаты, где обычно проходили заседания парткома. — В сорок первом мы бегали в литейный цех греться. И вдруг — бомбежка, мы — во двор, в щели. Кажется, вот-вот накроют, а ни одного плавильщика так рядом и не увидели — они не отходили от печей… Так вы решили что-нибудь с руководителем литейного цеха? — оборвал он сам себя.

Нечаев подошел к своему столу и, взяв несколько листков бумаги, передал их Рогову.

— Помните, я говорил вам об Ильине? Мы разговаривали на той неделе — он, Заостровцев и я. Как я понял, Ильин согласится принять цех только на этих условиях.

Годы выработали у Рогова умение быстро прочитывать любые документы и так же быстро оценивать их. И, прочитав записку Ильина, он протянул ее Званцеву.

— Посмотрите.

Званцев читал медленней. Он даже отошел к окну, ближе к свету.

— Что на термо-прессовом? — спросил Рогов Нечаева, пока секретарь райкома читал.

— Первая очередь будет сдана к концу года, Георгий Петрович. Оборудование уже получено. Новехонькое, с программным управлением. Вторую очередь начнем сразу же, как освоим выход продукции с первой. У Заостровцева все расписано по дням, в точности ему не откажешь.

— Прочитали? — обернулся к Званцеву Рогов.

— Да. Ильин вообще думающий инженер. Я не металлург и специфических условий цеха не знаю, но, если Ильин полагает, что необходима такая структурная перестройка, значит, он подумал не один раз. Такие вещи, — покачал он листками, — с потолка не берутся.

— Ну, а выводы? — спросил Рогов.

— Теория, как известно, проверяется практикой. Я бы разрешил Ильину провести такую перестройку. Его заместители, конечно, сначала поднимутся на дыбы, и это понятно, но главная мысль Ильина, по-моему, заключается именно в том, чтобы повысить их ответственность и убрать иждивенческие настроения.

— Для этого, — усмехнулся Нечаев, — ему еще надо стать начальником цеха.

— Неужели такие вопросы вы не можете решить оперативно? — сердито сказал Рогов, не глядя на Нечаева, и тот понял, что этот упрек меньше всего обращен к нему. — Что в турбинном цехе? Как с людьми? Все оборудование задействовано?

Нечаев ответил. Цех, которым еще восемь месяцев назад руководил он сам, сейчас не беспокоил его. Газовая турбина — ГТ-10 — пошла в серию, рекламаций нет, полугодовой план выполнен. Хуже обстоит дело со строительством нового цеха турбинных лопаток. Рогов вытащил из кармана свой блокнот и сказал:

— Вот что, Андрей Георгиевич, давайте эти вопросы обсудим вместе с Заостровцевым. Ваш предшественник обычно норовил спрятаться за могучую спину директора, а сейчас все вроде бы наоборот.

Нечаев замялся, и Рогов сразу уловил это.

— Заостровцев прихворнул, Георгий Петрович.

— Вот как? И давно?

— Я звонил ему утром, подошла жена… Гипертония, давление скачет. Вызвали врача.

— Он знал, что я должен сегодня приехать?

— Нет, откуда же?

— Тогда еще ничего, — кивнул Рогов. — В других случаях эта болезнь имеет совсем другое название. Так что же у вас со строительством нового цеха?

Они долго ходили по заводу, но ни в литейный, ни в турбоцех Рогов не пошел. Побывал на термо-прессовом, где сейчас шла реконструкция, заглянул в механический, потом отправился на строительство нового цеха.

Нечаеву нравилось наблюдать, как Рогов не просто ходит и смотрит, а работает. И знал, что уже сегодня здорово влетит субподрядчикам из Второго стройуправления, и что теперь Рогов, как он любил говорить сам, «с них не слезет», и, конечно же, после этого работа пойдет скорей.

Он не ошибся насчет того, что уже сегодня Рогов крупно поговорит с начальником СУ. Прямо с площадки, из деревянной прорабки, он позвонил в управление и, морщась, слушал, что ему говорили.

— Ничего. Скажите, звонит секретарь обкома Рогов… — и повернулся к опешившему прорабу. — Когда ваше руководство было здесь в последний раз?

— Не помню точно.

— Значит, давно.

Он ждал, нетерпеливо постукивая по прорабскому столу протезом левой руки, и наконец дождался.

— Да, я, Рогов… Что у вас на строительстве цеха турбинных лопаток? Да, на ЗГТ? Сколько освоено, говорите? А сколько должны были освоить? Прекрасно! А вы не обратили внимание, что я говорю с вами по городскому телефону? Да, да, здесь, на стройплощадке, где вас уже и в лицо, наверно, не узнают… Почему вы молчите? Очевидно, нечего возразить? Так вот, короче: в четверг попрошу вас вместе с секретарем парткома ко мне. С утра, да.

И сердито бросил трубку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Советская классическая проза / Проза