Читаем Семейное дело полностью

«Он уже дал, — рассмеялся Максимов. — Ну, брат, и повезло тебе! Вот это жена так жена! Я ему говорю: ты посоветуйся с женой, а он мне — чего тут советоваться? Она все поймет, я в ней уверен».

И сразу всем стало весело, только Коля улыбался как-то боком, косенько — ему не хотелось расставаться с Ерохиным.

«Ох, муж ты мой муж, — вздохнула Ольга, с удивлением прислушиваясь к этим словам: мой муж. — Вон ты какой, оказывается! Все рассчитал! А если бы я заартачилась?»

«Взял бы тебя на руки и понес», — ответил Ерохин.

«На вокзал?»

«Да хоть до самой Средней Азии», — сказал Ерохин, нагибаясь к ней и целуя ее.

…Перед отъездом Ольга выкроила часок — купила пирожных и забежала к Анне Петровне. Чай пили на кухне, вдвоем: Кира и ее муж были на Юге, в отпуске.

На какую-то минуту Ольга подумала: как же Анна Петровна была права тогда, в тот день, когда я была у нее! Тогда мне казалось, что жизнь потеряла всякий смысл. Я была словно выпотрошенная рыба, для меня кончилось все. А ничего не кончилось, все только начинается. Быть может, немного поздно, но это ерунда.

«Я рада за тебя, Оленька. По-моему, он очень славный человек. Знаешь, я давно заметила, что сильные люди хороши тем, что преувеличивают слабость других, и это делает их особенно добрыми».

«Спасибо, Анна Петровна…»

«За что же спасибо-то? А вот жена Сережи Ильина мне как-то не пришлась».

«Почему?» — удивилась Ольга.

«Я уже старая, Оленька, — грустно сказала Анна Петровна. — Это ты не понимаешь, почему она так радовалась, что ты вышла замуж, а я понимаю…»

Ольга вспыхнула. Ничего подобного! Почему бы ей на самом деле не радоваться? Нет, нет, Надежда очень порядочная и тоже добрая.

«Это ты порядочная и добрая», — сказала Анна Петровна, поглаживая Ольгу по плечу. Ольга вспомнила это ласковое прикосновение. Оно было таким же, как и тогда, в детстве, и, как тогда, прижалась к руке Анны Петровны щекой.

«Вот я уже и спорить с вами начала. Совсем отбилась…»

Прощаясь, обе поплакали, хотя чего же плакать-то? Через год-полтора командировка кончится, увидимся, и Анна Петровна кивала — ну конечно, увидимся! Ты только пиши, как устроились, как живете, как работаете… Нет, у Ольги даже предчувствия не было, что они видятся сегодня в последний раз.


…Нина ни разу не перебила ее. Она только осторожно перебралась на диван, к Ольге, и села у нее в ногах, кутаясь в халатик. «Поймет ли она меня? — тревожно подумалось Ольге. — Но теперь-то все равно…»


Возвращение Ольги в Большой город было нелегким. Она знала, что рано или поздно встретит Ильина и придется рассказать ему все, что с ней произошло за шесть лет, и уже одно это заставляло ее оттягивать час встречи.

Все-таки они встретились — на заводе. Он постарел, подумала Ольга, ему никак не дашь тридцати двух, на вид все сорок: у Ильина уже были седые виски, нос заострился, черты лица стали резкими, глаза запали и были обведены темными тенями, как у человека, перенесшего тяжелую болезнь, но он не болел — это у него от усталости. Ольга разглядывала его с острым чувством жалости. Да и на меня он, наверно, смотрит такими же полуузнающими глазами.

«Ты сегодня придешь?»

«Нет».

«Приходи, — сказал Ильин. — Нечего сидеть дома. Ничего не кончилось, ты жива, и надо подумать о будущем. Вместе это всегда легче».

«Нет, — снова сказала Ольга. — Сейчас я ни о чем не хочу думать, Ильин. Просто мне не о чем думать. Ты иди, я тебе позвоню на днях или зайду в цех…»

Странно, она знала, что сегодня встретит Ильина, хотела встретить его, а увидела — и не обрадовалась, лишь пожалела, что человек так измотан и так изменился. Никакое доброе чувство не шевельнулось в ней, даже обычный вопрос о доме, о домашних был, скорее, просто обычным для такого случая. И Сережка, конечно, не помнит ее — тетю, игравшую в футбол. Нет, я не пойду к ним. Вовсе незачем сидеть и слушать сочувственные охи и ахи Надежды.

Ей не хотелось ничего убирать, мыть полы, разбирать и раскладывать по местам вещи. Единственное, что она сделала, — вынула из чемодана и повесила на прежнее место раскрашенную фотографию Олюськи. Шесть лет сюда никто не входил. Шесть лет здесь не зажигали свет, не ставили чайник на газовую плиту. Думала ли Ольга, что через шесть лет вернется сюда одна? Да разве можно было хотя бы предположить такое…

Почему они ни разу не приезжали сюда, в Большой город, домой? Ведь были же и отпуска, и деньги, чего проще — сесть в самолет! Ольга вспоминала: они оба словно обезумели. Отпуск? Только на Юг, на Черное море. Жить, ни о чем не думая, ни о чем не заботясь, радуясь морю, горам, никогда не виданным растениям. Однажды взяли такси, прикатили в Никитский ботанический сад и очутились в сказке. День в саду, голова кругом, что ни дерево — редкость. Вышли — еще одно дерево, совсем голое, без коры, как купальщик на диком пляже.

«Оно как называется, Ванюша?»

Он поглядел и ответил:

«Ты совсем дошла. Это же столб».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Советская классическая проза / Проза