Семейное дело

Он работал и думал, что Глеб Савельев чем-то напоминает этого Нутрихина. С Глебом он учился в школе в одном классе, потом вместе пошли на завод — дружба была старой. Алексею всегда нравилось в Глебе умение судить о разных вещах с ходу, и он еще не понимал, что это вовсе не умение, а та категоричность молодости, которой частенько не хватает самой что ни на есть обыкновенной рассудочности. И хотя Глеб всегда казался ему особенным человеком, вдруг он очутился рядом с этим Нутрихиным.

В эти первые дни, что Алексей работал на заводе, Глеб потащил его с собой — познакомиться с его девушкой, посидеть где-нибудь пару часов, потанцевать. Встреча была назначена ровно в семь, возле памятника народным ополченцам. Алексей пришел чуть раньше и, расхаживая возле памятника, заметил девушку: она стояла и временами с любопытством поглядывала на Алексея. Он остановился перед ней.

— Вы ждете Глеба, — сказал он.

— Глеба, — ответила она и протянула руку. — Надя. А вы Алексей, верно?

— Ну, наверно, об этом нетрудно догадаться, — сказал Алексей. — Мне другое странно. Почему вы ждете его, а не он вас? Ведь, кажется, полагается именно так?

— Что вы! — махнула рукой Надя. — Я уже ученая. Глеб точен, как хронометр. Вот увидите, он будет здесь ровно через две минуты. Мне даже кажется, что он нарочно стоит где-нибудь в подворотне и выжидает. А однажды я опоздала на десять минут, и его уже не было. Потом знаете что он мне сказал? «Если человек не уважает время, он не уважает жизнь». Ни больше ни меньше! Поэтому я и стараюсь уважать жизнь — прихожу на несколько минут раньше.

«Болтуха», — подумал Алексей. Впрочем, вполне симпатичная болтуха. Может быть, одета с нарочитой небрежностью: джинсы, замшевая курточка, сумка с ремнем на плече… Глеб сказал, что они женятся осенью.

— Что я вам говорила? — сказала Надя. — Вон он идет.

Они зашли в кафе, людное, шумное, и пришлось обождать, пока освободится столик. Глеб оглядывался с неудовольствием, ему здесь не нравилось.

— Осенью откроется наше заводское молодежное кафе, — сказал он. — Там хоть дышать можно будет. Выпьем сухого?

— Лучше пойдем, — сказала Надя.

«Молодчина, — подумал Алексей. — Заметила, что Глебу здесь не нравится, и поднялась. А Глебу только того и надо было. Ей-богу, молодчина! Это хорошо, что она так чувствует его настроение».

— Что будем делать? — уже на улице спросил Глеб.

— Ходить, — сказала она, беря Глеба и Алексея под руки. — Вы слишком мало бываете на свежем воздухе. Будем ходить и разговаривать. Устанем — посидим на скамейке.

— Хорошо, — согласился Глеб. — Будем ходить и разговаривать. Например, о месячном плане нашего цеха или о возможности полета человека к другим планетам. Ты как на этот счет, Алешка?

— Я за полеты, — сказал Алексей. — И за выполнение плана, конечно, тоже.

Надя засмеялась.

— Ну вот и хорошо, мальчики, повестка вечера утверждена единогласно.

Алексею было легко, он не чувствовал той скованности, которая всегда появлялась у него при знакомстве с девушками.

Итак, они просто гуляли в тот вечер. Улицы были многолюдными, толпа словно текла по ним. Из парка доносилась музыка, и они свернули в парк. Здесь было темней и уютней, и толпа здесь двигалась медленней. Парковые дорожки глушили шаги, но все-таки слышался непрекращающийся шелест. Шелест сотен ног, и музыка в отдалении, и смех, и тепло, разлитое в воздухе, — все это рождало ровное ощущение покоя. И никуда не надо спешить. Алексей поглядел на часы, Надя спросила:

— Вы торопитесь?

— Нет, — сказал он. — Сейчас двадцать ноль-ноль, а по-штатскому — восемь вечера. У нас на заставе начинается боевой расчет.

— «У нас», — хмыкнул Глеб. — Никак не можешь отвыкнуть?

— И не отвыкну, наверно, — сказал Алексей. — Мне застава по ночам снится.

— Она тебе по другому поводу снится, — сказал Глеб. Он уже знал о Лиде. Алексей рассказал ему о ней при первой же встрече.

— Нет, — качнул головой Алексей. — Ты этого просто не понимаешь. Наверно, в жизни каждого человека есть свои вехи, что ли. Для меня такой вехой была служба.

— Расскажите, — сказала Надя, чуть прижав руку Алексея к своему боку. Он осторожно отстранился. Да чего рассказывать? Шпионов он не ловил, а вот комариков покормил на славу. Серьезные там комарики! Или вот был у них на заставе один математик, так он вычислил, что за два года службы пограничник проходит четырнадцать тысяч шестьсот километров. Чудак был этот парень.

— Ну почему же чудак? — сказал Глеб. — Мы живем в век статистики, и вся наша жизнь измеряется математическими категориями. Просто мы не замечаем этого или не хотим замечать. Но от этого никуда не уйдешь.

— Какой ужас! — сказала Надя. — Вот мы гуляем, дышим кислородом, и в это время кто-то измеряет нас? Глебушка, ты говоришь ерунду.

— Я стараюсь не говорить ерунды, — наставительно сказал Глеб. — Я просто хочу, чтобы ты поняла простые истины. В определенное время по утрам нас поднимает будильник. Это уже некое измерение, верно? Мы должны вовремя быть на заводе, сделать положенное и тоже измеряемое цифрами дело — так ведь?