Семейство Доддов за границей

Намъ теперь остается только утшать другъ друга, думалъ я; и если онъ умный и добрый малый, вроятно, разсудитъ точно такъ же. Позову его и милорда обдать; велю трактирщику подать три-четыре бутылки чуднаго стараго штейнбергскаго, которому теперь триста лтъ; угощу ихъ истинно-саксонскою дичиною съ каперсами, всполоснемъ ее стаканомъ маркобрунскаго, и если черезъ два часа не будемъ братьями съ нимъ, не зовите меня Кенни Доддомъ!

Въ такомъ гостепріимномъ расположеніи духа былъ я, когда доложили о лорд Гэрви Брук. Онъ отъискалъ стараго артиллерійскаго фельдфебеля, который за умренное вознагражденіе соглашался принять званіе моего секунданта, съ пріятнымъ общаніемъ, что самъ и все его семейство, очень-многочисленное, почтитъ своимъ присутствіемъ также мои похороны.

Я прервалъ лорда замчаніемъ, что внезапный случай видоизмнилъ обстоятельства дла, и сказалъ объ отъзд мистриссъ Горъ Гэмптонъ.

— Я никакъ не могу думать, сэръ, возразилъ онъ: — чтобъ это хотя сколько-нибудь измняло ваши отношенія къ моему другу. Омыто ли его оскорбленіе? снято ли пятно съ его чести тмъ, что несчастная поняла наконецъ позоръ своего жалкаго положенія?

Я подумалъ о бутербродахъ, милый Томъ, но не сказалъ ничего.

— Не попрежнему ли остаетесь вы, сэръ, его смертельнйнимъ врагомъ на земл? вскричалъ онъ съ паосомъ.

— Выслушайте же меня терпливо, милордъ, сказалъ я. — Буду, сколько возможно, кратокъ, не желая утомлять ни васъ, ни себя. Для меня ршительно все-равно: драться съ вашимъ другомъ, или нтъ. Если вамъ нужны доказательства этого, сойдемте въ садъ, и я васъ удостоврю. Я не фанфаронъ, не головорзъ, однако, могу сказать, умю и стоять подъ пистолетомъ и держать пистолетъ; но тутъ намъ не изъ чего стрляться.

— О, если вы опять принимаетесь за оправданія, вскричалъ онъ: — я ршительно не могу быть вашимъ слушателемъ.

— Почему жь не можете? сказалъ я: — не-уже-ли для вашего друга пріятне считать себя оскорбленнымъ и обезчещеннымъ, нежели узнать, что ему не было нанесено никакого безчестья?

— Зачмъ же вы убжали съ нею?

— Не могу вамъ этого сказать, отвчалъ я, потому-что моя голова была совершенно разстроена всмъ этимъ споромъ.

— И зачмъ назвались вы моимъ именемъ въ Эмс?

— Не могу вамъ сказать этого.

— И какъ надобно разумть позу, въ которой засталъ я васъ, вошедши въ комнату?

— Не могу вамъ сказать и этого! вскричалъ я, доведенный до отчаянія нелпостью своего положенія. — Не спрашивайте меня ни о чемъ. Вс эти пять или шесть недль я былъ какъ-будто околдованный; не могу отдать отчета въ своихъ дйствіяхъ, какъ паціентъ больницы умалишенныхъ. Боюсь писать къ друзьямъ, чтобъ письма не уличили меня въ сумасшествіи — вотъ вамъ вся правда. Я молчалъ, пока могъ. Стыжусь теперь, признаваясь, но не въ-силу стало молчать. Не мучьте жь меня своими «зачмъ я сдлалъ то, почему я сдлалъ другое»: не могу отдать отчета ни въ чемъ.

— Гм! гм! удивительный случай! сказалъ онъ, — отбрасываясь въ креслахъ назадъ и пристально смотря мн въ лицо. — Ваши лта, ваше положеніе въ обществ, вообще вся ваша наружность, мистеръ Доддъ, заставляютъ, принужденъ я признаться, заставляютъ…

Онъ запнулся, какъ-бы не находя соотвтственнаго слова, и я продолжалъ за него:

— Совершенно-справедливо; вы скоре готовы усомниться, нежели увриться въ подозрніи. Да, я вовсе не такой человкъ, какіе бываютъ дйствующими лицами въ подобныхъ случаяхъ.

— Касательно этого, прибавилъ онъ съ осторожностью: — я ничего не говорю. Я выражаю только личныя свои мннія, впечатлніе, производимое вами на меня, какъ на посторонняго зрителя. Уголовный судъ на эти вещи смотритъ съ другой точки зрнія; Палата Лордовъ смотритъ на нихъ также съ другой точки зрнія.

Слова эти бросили меня въ холодный потъ съ ногъ до головы, милый Томъ. Уголовный Судъ! Палата Лордовъ! Не правда ли, прекрасная перспектива для ирландскаго джентльмена съ просроченными долгами? Выстрлъ, даже два, въ двнадцати или четырнадцати шагахъ — вещь никому неубыточная въ денежномъ отношеніи; отказывать въ немъ человку, который самъ напрашивается — неучтиво, необязательно. Но Палата Лордовъ и Уголовный Судъ!.. о, милый Томъ, это совершенно-другаго рода дло! Не стану говорить о позор, которымъ покрываетъ подобный процесъ человка моихъ лтъ; ни о вопляхъ и гоненіяхъ, которые поднимутся во всхъ газетахъ, гоненіяхъ, которыя будутъ преслдовать бдняка до его домашняго очага, гд ожидаетъ преступника жена, исполнительница смертнаго приговора; не стану упоминать о «Пунш» и «Иллюстрированной Газет», которымъ вы доставите пищу на цлый мсяцъ [37] — нтъ, я представляю тяжбу въ ея простйшей форм — финансовой. Пари на конскихъ скачкахъ, банкрутства желзныхъ дорогъ, разорительные расходы по выборамъ — ничто сравнительно съ нею. Выиграешь или проиграешь дло — все-равно, адвокаты разорятъ тебя въ-конецъ.