Семейство Доддов за границей

Хотя никогда въ жизни не предполагалъ я запутаться въ такое дло, но эти соображенія производили очень-часто на меня сильное впечатлніе при чтеніи газетъ, и я доходилъ всегда до заключенія, что въ подобномъ процес выгодне всего для обвиняемаго — не защищаться. Упоминаю все это, чтобъ вамъ было понятно, какъ смирился мой духъ, лишь только лордъ Гэрви намекнулъ о процес.

— Я искренно желалъ бы, сказалъ онъ, подумавъ нсколько: — указать вамъ какой-нибудь способъ уладить эту непріятную исторію; но хотя, признаюсь вамъ, вы сдлали на меня очень-благопріятное впечатлніе, Доддъ (онъ назвалъ меня просто Доддъ, будто бы стариннаго друга, а не «мистеръ Доддъ»), мы не можемъ ожидать, чтобъ Гэмптонъ сошелся со мною въ такомъ понятіи о дл. Важне всего то, что объ этомъ случа вс теперь знаютъ и толкуютъ — Гэмптоны такъ извстны въ фешёнэбльномъ мір, за границей и въ Англіи; она такая красавица, иметъ столько поклонниковъ; онъ такой очаровательный молодой человкъ, что ваше бгство стало, можно сказать, скандаломъ на всю Европу. Смотря на дло по совсти, скажу, что, быть-можетъ, ваши объясненія справедливы; но какъ человкъ, принадлежащій свту, я принужденъ сказать, что Гэмптонъ долженъ убить васъ, или требовать развода. Я совершенно увренъ, что и въ томъ и въ другомъ случа многіе осудятъ его. Вс общества раздлятся на дв партіи: одна за процесъ, другая за дуэль, слдовательно всхъ нельзя удовлетворить ничмъ. Потомъ явятся даже люди, которые скажутъ: «теперь, когда бдный Доддъ убитъ, безпристрастіе должно вступить въ свои права: вдь сомнительно, былъ ли онъ виноватъ».

— Чрезвычайно благодаренъ такимъ людямъ, милордъ, сказалъ я; но онъ, не обращая на то вниманія, продолжалъ:

— Еслибъ мщеніе было единственною цлью, процесъ былъ бы лучше всего: подобною тяжбою врагъ разоряется въ-конецъ. Вы, конечно, помните сэра Гэбрука Фостера, который бжалъ съ леди Модфордъ? Вдь у него были огромныя помстья и, говорятъ, ни шиллинга долгу; а теперь онъ, мн сказывали очевидцы, теперь онъ прислужникомъ въ одномъ изъ мелкихъ игорныхъ домовъ. Тоже было съ Лэкингтономъ…

— Я не зналъ ни Фостера, ни Лэкнигтона, милордъ, сказалъ я съ нетерпніемъ, не желая слушать доказательствъ его теоріи.

— Лэкингтонъ былъ старше васъ, продолжалъ онъ: — когда бжалъ съ женою лондонскаго торговца… забылъ имя его, не припомните ли вы?…

— Я очень-мало знакомъ съ подобными длами, милордъ, и для меня они представляютъ гораздо-мене интереса, нежели имютъ, повидимому, для васъ, милордъ, сказалъ я. — Могу ли осмлиться обратить ваше вниманіе на предметъ, насъ занимающій?

— Обращаю на него, сэръ, сказалъ онъ важнымъ тономъ: — всевозможное вниманіе. Я стараюсь, при помощи фактовъ, мною упоминаемыхъ, объяснить всю важность затрудненій, соединенныхъ съ процесомъ или дуэлью, и разршить, какой образъ дйствій можетъ доставить моему другу Гэмптону сочувствіе и одобреніе отъ общества. Я довольно-хорошо знаю жизнь, и вся моя опытность говоритъ одно: не должно уступать первому впечатлнію, надобно строго испытывать его. Нсколько часовъ назадъ, видя васъ въ извстной поз, я готовъ былъ сказать Гэмптону: «застрли его, какъ собаку». Теперь, признаюсь вамъ, Доддъ, я далъ бы ему не такой совтъ; теперь я не оправдываю, но и не осуждаю васъ, Доддъ — вникните въ смыслъ этихъ словъ. Улики слишкомъ-сильно говорятъ противъ васъ, но я не имю ршимости быть противъ васъ.

— Безъ рюмки рчь — сухая матерія, милордъ, сказалъ я: — не освжить ли намъ бесду стаканомъ вина?

— Прекрасная мысль! сказалъ онъ, садясь и кладя свои перчатки въ шляпу, съ видомъ человка, располагающагося провести время непринужденно и пріятно.

Трактирщикъ принесъ бутылку своего дивнаго штейнбергскаго и еще бутылку эйзенахскаго, которую рекомендовалъ нашему вниманію. Оставшись одни, мы налили стаканы, чокнулись по нмецкому обычаю, выпили и продолжали разговоръ:

— Еслибъ кто сказалъ мн вчера, что я буду сидть въ этой комнат и вы будете моимъ собесдникомъ, я назвалъ бы такого человка въ глаза клеветникомъ и лжецомъ! Вчера мн хотлось угостить васъ пулею на-вылетъ.

— Уже ли, милордъ?

— Да; и вы представлялись мн величайшимъ негодяемъ въ мір. Я считалъ васъ чудовищемъ гнуснйшаго разврата.

— Очень-пріятно, что вы измнили свое мнніе, милордъ.

— Да, оно измнилось, признаюсь въ томъ. Если что я хорошо знаю, то именно человческую натуру. Другими науками я занимался неочень-прилежно, но человческое сердце изучилъ глубоко. Я знаю всю вашу исторію въ этомъ дл, какъ-будто самъ былъ очевиднымъ свидтелемъ всхъ его подробностей. У васъ не было тутъ и мысли обольщать мистриссъ Г. Г.

— Ни малйшей, милордъ, и во сн не приходило въ голову.

— Знаю, знаю. Она пріобрла надъ вами власть, очаровала васъ, взяла васъ въ плнъ, Доддъ. Съ горячею, увлекающеюся натурою ирландца, вы не могли сопротивляться, вы не сопротивлялись. Вы попали въ сть — не отрекайтесь. За то я васъ и люблю, клянусь вамъ жизнью, люблю. Не думайте, что я лицемръ, ханжа.

— И не думаю васъ подозрвать въ томъ.