Семья Рутенберг. Семейная хроника

Поднялась суматоха. Арон Яковлевич торопясь надевал

штаны, Голда Исаковна, завернувшись в одеяло, звала Цилю.

Зажгли керосиновую лампу. Замерзшими руками Теодор

никак не мог расстегнуть пряжку портупеи.

Наконец, все уселись за стол вокруг тихонько зашумевшего

самовара. Только Давид спокойно посапывал в своей плетёной

колыбельке. Малыш так и не проснулся.

Чтобы не смущать ординарца Ваню, говорили по-русски.

— Как ты Тэдик? И какими путями к нам?

— Ну, сбили мы дивизию за эти месяцы. Дивизия — на Юж-

ный фронт, а меня вызвали в Реввоенсовет. Должно быть, новое

назначение. По дороге я и завернул в Ельню. А вы как живете?

Голодно? Я тут привез вам кое-что.

Теодор кивнул на сложенные у печки вещи.

— Мы-то живём неплохо. Многие — куда хуже, — ответила

Голда Исаковна. — Арон нынче большой начальник: главный

бухгалтер райпромхоза. Паёк приличный, а главное, без его

разрешения в уезде и бутылки керосина не получишь. Семен

Варфоломеич, он нынче предисполкома, очень с ним счита-

ется. Да и Рейзел работает фершалом. Немаленькая должность.

— А как сундучки Ивана Семеныча? Остались непокрашен-

ными? — улыбнулся Теодор.

— Ну почему же, — засмеялся Арон Яковлевич. — Конечно,

мне сейчас красить не с руки. Но Циля и Исак это хлебное дело

не бросили. Летом в сарае целая мастерская. Зимой труднее.

В сенях холодно, а в комнате Рейзел работать не позволяет: за-

пах краски для Абраши вреден.

Семья

91

— Как оттепель, мы работаем, — сказала Циля. — Я при-

думала, на крышке изнутри рисовать картинки. За сундучок

с картинкой дают на полпуда зерна больше.

— Умница! А что за картинки вы рисуете? — спросил

Теодор.

— Исак срисовывает паровозы или пароходы со старых

номеров «Нивы». Но мои берут охотнее.

Циля выдвинула окованный железными полосками тем-

но-зеленый сундучок и открыла. На внутренней стороне

крышки, в двух медальонах были изображены пышнотелая

русая красавица и добрый молодец с кудрявым чубом.

— Хорош сундучок! — восхищенно ахнул Ваня. — Я бы

такой купил.

— Ну, Циля, на таких красавцев спрос всегда будет! — раз-

веселился Теодор. — Какие вы молодцы всё-таки. Трудно, го-

лодно, а Рутенберги не плачут, справляются!

— А что толку плакать? — пожал плечами Арон Яковлевич,

— Господь унылых не любит. Любавический Ребе всегда гово-

рил: «Еврей не должен опускать руки. Как ни трудно, Хасид

будет петь и веселиться. Тогда Господь услышит его молитвы».

Ночью в маленькой комнатке долго шептались, не могли

наговориться.

— Трудно тебе пришлось? — спросила Роза, прижимаясь

к плечу мужа.

— Ужасно. Старую армию развалили. Собрать регулярную

дивизию из десятков отрядов и отрядиков — ох как сложно!

Солдаты привыкли к полной вольнице. Митинговать гото-

вы хоть трое суток подряд, а о дисциплине и думать забыли.

Особенно отличился 217-й полк. Там всем заправляла банда

грабителей и мародеров. Назначили им командиром поручи-

ка Евстратова, большевика, надёжного человека. Так какой-то

подонок выстрелил ему в спину. И виновного не нашли. При-

шлось расстрелять шестерых, только тогда удалось навести

у них порядок. Командир дивизии Остап Яценко, комендор из

Кронштадта, большевик. И с бойцами говорить умеет. Пона-

чалу он очень косился на кадровых офицеров, которых я при-

92

1917 – 1925 годы

влёк в дивизию. Но потом всё-таки понял, что без них ничего

не добьемся. Со штабс-капитаном Соболевым даже подру-

жился. Втроём мы и сбили дивизию в конце концов. А как ты

справляешься, Рейзелэ? — Теодор ласково обнял жену.

— Привыкаю. Встретили меня замечательно. В земской

больнице всего один врач остался — Сергей Александрович.

Я его с пяти лет помню. И две сестры. А ведь было четыре

врача! Когда я начала приём на фельдшерском пункте, ему

сразу легче стало. На операции он меня вызывает, так что

навыка не теряю. Люди едут ко мне за двадцать вёрст! Как же

их обмануть? Хорошо, ты меня справочниками обеспечил.

А в трудных случаях отсылаю в больницу.

* * *

Теодор проснулся с ощущением счастья. Почудилось, что

он дома, в своей комнате, за окном узенькие улочки старой

Вильны, и отец читает утреннюю молитву.

Дощатый потолок, неровные, проконопаченные паклей

стены. Ельня. Жена хлопочет у печи в большой комнате, а мо-

литву читает, накрывшись полосатым талесом, тесть.

«Сколько лет я не был в синагоге! — подумал комиссар. —

Старикам легче. Вера помогает им жить. Религия, конечно,

доживает последние годы. Наверное, её придется чем-то заме-

нить».

После завтрака Арон Яковлевич повёл зятя показывать своё

хозяйство. В райпромхоз собрали всё что было в Ельне: от па-

рикмахерской до мастерских сапожника и верёвочника. Осо-

бенно заинтересовал Теодора Рувимыча начавшая понемногу

работать Обозная фабрика. Делали там пока только простые

телеги.

— Очень нужное дело! — сказал комиссар. — Наши отря-

ды привыкли к войне в эшелонах, без отрыва от железки. Важ-

нейшее дело сейчас — гужевые обозы. С ними подвижность