Новые жильцы многое изменили в доме. Сначала тётя
Фира боялась обыска и проверки документов. Но документы
у жильцов были в порядке, оружия в доме не обнаружили,
и обыск прошёл как обычно. Правда, Клара забыла на столи-
ке свой портсигар, и после обыска его не нашли. Но это такая
мелочь!
Всё успокоилось. Господа офицеры оказались людьми
не только порядочными и культурными, но и очень интерес-
ными.
Штабс-капитан Степанов, сын сенатора, коренной петер-
буржец, ушел на фронт с четвертого курса юридического
факультета. До ранения командовал разведкой Третьего кав-
корпуса. Награждён полным бантом Георгия.
Алексей Тихоныч Собакин, из семьи коренных архангель-
ских купцов и судовладельцев. Плавать начал ещё подрост-
ком. В 1910 году стал капитаном, водил суда с лесом в Лондон
и Амстердам. При мобилизации получил чин капитан-лей-
тенанта и траулер. В 1916 году был переведен в Севастополь.
Станислав Львович Седелецкий родился в Вильно, учился
в Петербурге. Командовал батальоном на Южном фронте.
Майор не сводил с Клары своих красивых голубых глаз и чер-
нел, если она дразнила его и кокетничала с другими.
Молодость брала своё. Прибегала Белла, Алексея Петровича
усаживали за рояль
нался бал. Яша обычно приглашал Гиту. Девочка ужасно гор-
дилась ролью взрослой барышни. А танцевала она куда лучше
Яши.
Тётя Фира, расправив на большом животе широкое платье,
садилась в уголок на диване и вязала что-то маленькое, погля-
дывая на танцующих с тихой улыбкой.
132
1917 – 1925 годы
Электричество работало редко. Вечерами сумерничали.
Офицеры заводили нескончаемый, сдержанный спор о при-
чинах и судьбах русской революции. Яша слушал. Таких ин-
тересных людей он встречал не часто. Разве что Теодор, муж
Розы. Но со временем стал вступать в споры с друзьями и он.
Многое Яша видел иначе, чем господа офицеры.
В конце января тётя Фира родила дочку. Маленькая Рейзл
много плакала, плохо ела. Тётя замучилась, пока не наладила
питание малышки.
После Пасхи дяде Моисею стало хуже. Его всё время зно-
било, в мокроте появилась кровь. Профессор Ривкин долго его
выслушивал и выстукивал, и, выйдя, сказал тёте Фире:
— Явное обострение. В нормальное время я бы рекомендо-
вал ему санаторий в Швейцарии или в Крыму. Но что делать?
Постарайтесь обеспечить ему хорошее питание. Побольше
жира.
Яша поехал на хутор к Гросмайеру, привёз трёх гусей,
и самое ценное — бутылочку сурчиного жира.
А еще через неделю вдруг приехала из Одессы с семьёй
младшая сестра Сары Соломоновны, Берта.
Вечером, когда детей, наконец, уложили спать, Моисей
Григорьевич спросил:
— С чего вы решили менять шило на мыло? В Харькове та
же советская власть и та же ЧК, что и в Одессе. Думаешь, хоть
гирше, тай инше?
— Вэйз мир, Мойше! — возмутилась Берта Соломоновна. —
Что ты говоришь? Разве можно сравнить Одессу с Харьковом?
Ты разве не знаешь, что в Одессе нынче командует этот бандит,
атаман Григорьев? Слышал, какую контрибуцию наложили
на нас в Одессе? 500 миллионов! И они взяли лучших людей
заложниками. Можешь себе представить, эти босяки аресто-
вали раввина Бродской синагоги. Неужто ждать, пока арестуют
моего Элю?
Рэб Эли бин Аврум расправил пейсы:
Семья
133
— Ты ж понимаешь, Мойше, если Берта чего решит, её
не остановишь. Надеюсь, мы не слишком стесним вас. Вот,
посмотри, последний приказ нашего совдепа.
Он протянул афишку на розовой бумаге:
После трескучих «ррреволюционных» фраз введения сле-
довал список вещей, подлежащих конфискации. Дядя с удив-
лением прочёл вслух:
— Да, наши, харьковские до такого ещё не дошли.
* * *
Атаман Григорьев, получив у большевиков всё, что сумел,
поднял восстание против советов и легко захватил Одессу, Ни-
колаев, Херсон.
Харьков снова был объявлен на военном положении. Нача-
лись повальные обыски и мобилизации.
Белые офицеры в доме
Берту Соломоновну в ужас.
— Как хотите, а их не сегодня-завтра арестуют, — говорила
она. — И пострадают невинные люди. Мойше, их непременно
надо куда-то перепрятать. Ты не имеешь права рисковать же-
ной и детьми.
— Послушать тебя, так они в чём-то виноваты, — ответил
дядя.
Опасения Берты имели основания. Несмотря на добротные
документы и явную инвалидность офицеров могли аресто-
вать в любой день. И все это знали. Особенно трудным было
положение Станислава Львовича. Костыль Алексея Петровича
134
1917 – 1925 годы