Семья Рутенберг. Семейная хроника

Моисей Григорьевич сидел, сутулясь, зажав руки между

коленями. Предложение Израиля явно не было для него нео-

жиданным.

— Нет, — возразил он спокойным голосом, — Мы не смо-

жем поехать. Фира на седьмом месяце. Слишком велик риск.

Да и у меня обострение туберкулёза.

— Подумай, брат! — горячо сказал Израиль. — Оставаясь,

ты рискуешь куда больше. Пока мы вместе и можем выручать

друг друга.

— Я много думал об этом, — печально ответил дядя Мои-

сей. — Сейчас ехать невозможно. Может быть позже, через год.

— Что будет с нами через год? Решайся!

— Мы остаёмся. Рисковать жизнью Фиры я не буду.

Израиль Григорьевич тяжело вздохнул.

— Ты не прав. Но делать нечего. Мы поедем всё равно.

На сборы — неделя. Подумай, пока не поздно, брат!

Клара Григорьевна вынула из серебряного портсигара тон-

кую папиросу, закурила:

— Я тоже остаюсь.

— Клархен! Ты с ума сошла! Почему?

— У меня есть личные причины. Достаточно серьёзные.

— Ну что ж, — Израиль горько махнул рукой, — ты давно

взрослая и сама отвечаешь за свои поступки. А ты, Яков?

— Останусь с тётей Фирой.

— Я так и думал. Гут. Мы будем готовится к отъезду.

Через девять дней Израиль Григорьевич с семейством уехал

в Вену. Голда горько плакала, прощаясь с Яшей, и долго махала

ему из окна.

* * *

Как только немцы начали мирные переговоры с Антантой,

харьковские большевики подняли головы. Приезжали тайные

эмиссары из Москвы, поступало оружие. На даче Рашке поли-

ция арестовала тайную типографию губкома.

Семья

129

Но 9 ноября в Германии грянула революция, и немецкие

солдаты начали собираться «нах хауз» (домой).

Вечером Яша сидел в конторе, Моисей Григорьевич после

отъезда брата приболел, и Якову пришлось многое брать

на себя. Зашел конторщик:

— Яков Ароныч, вас какой-то хлопчик спрашивает.

— Зови.

Хлопец отдал Яше записку от Степана: « Жду тебя в Асто-

рии. Дело срочное».

Яша запер бумаги в конторке и поехал.

— Можешь связаться с Лодзинером немедленно? Очень

надо, — озабоченно сказал Стёпа. — Постарайся!

Герр Йозеф пришёл в отдельный кабинет совсем поздно.

Стоя выпил рюмку водки, закусил солёным рыжиком, сел:

— Сумасшедший дом! — сказал он озабоченно. — Скорей

бы оказаться в Вене. Жду, не дождусь. Но что за дело у вас,

герр Ованесов?

— Вы совершенно правы, — согласился Стёпа. Яша пере-

водил. — Но для доброго гешефта нет времени лучше, чем

сумашедший дом и эвакуация. У вас большие склады оружия.

Кому вы их оставляете?

— Оружейные склады, не по моей части, — ответил обер-

лейтенант, сразу насторожившись. — Но что вас интересует?

— Снаряды к трёхдюймовкам. Пулемёты. Патроны. Винтов-

ки. Заплачу золотыми червонцами.

— Это интересно.

Через пару дней, ночью, со станции Харьков-Товарный тихо,

без гудков, ушел в Ростов к генералу Деникину эшелон с бое-

припасами.

Комиссионные от этой сделки почти удвоили Яшин капи-

тал.

* * *

В конце ноября на харьковских заводах прошли митинги

и выборы в совет. Теперь в совдепе большевики получили абсо-

лютное большинство.

130

1917 – 1925 годы

В конторке завода Моисей Григорьевич с Яшей прикиды-

вали, где и как спрятать не распроданные конфеты и самое

ценное сырье. Вдруг из госпиталя прибежала бледная, возбуж-

дённая Клара:

— Мойше! У меня к тебе огромнейшая просьба.

— Что случилось, Клархен?

— Большевики на днях вернутся. Мы хотим спрятать ране-

ных офицеров. После отъезда Израиля в доме места много.

— Я понимаю. Сколько человек ты хочешь спрятать?

— Троих. Это очень порядочные люди.

— Я тебе верю, Клархен. Привезти их попозже, чтобы соседи

не увидели. Слава Богу, на прислугу мы можем положиться.

— Ты прелесть, братец! — обрадовалась Клара, чмокнула

Моисея в щёку и убежала.

Ночью в дом Гольбергов пришли три офицера: хромой,

тяжело опирающийся на трость штабс-капитан Алексей Пет-

рович Степанов, капитан-лейтенант Собакин, с протезом вме-

сто левой руки, и элегантный высокий майор Станислав Льво-

вич Седелецкий со сквозным ранением в грудь. Им отвели

бывшую спальню и кабинет Израиля Григорьевича. Из дома

господа офицеры, конечно, никуда не выходили.

В городе месяц не было устойчивой власти: то большевики

вышибут петлюровцев, то наоборот. И только 3 января совет-

ская власть закрепилась надолго.

Большевики начали как всегда. Приказом №1 исполком

Харьковского совдепа закрыл газету «Южный край», навсегда.

Приказ № 4 ликвидировал все судебные учреждения. При-

каз № 6 наложил на харьковскую буржуазию контрибуцию

в 40 миллионов рублей.

Скоро национализировали механический и сталелитей-

ный завод Шиманского, машиностроительный завод Дитмара

и фабрику канатно-проволочных дорог Блейхерта.

До кондитерской фабрики «Братья Гольберг» пока ещё руки

не дошли, и они даже работали потихоньку. Недолго. Конфе-

ренция Харьковской КП(б)У провозгласила монополию на тор-

говлю всеми продуктами питания и товарами народного по-

требления.

Семья

131

Однако на Дону уже поднималась грозная сила Доброволь-

ческой армии.

В начале мая Межлаук объявил Харьков на военном поло-

жении.

* * *