Семья Рутенберг. Семейная хроника

— Да, хоронить антисемитизм ещё рано, — вздохнул он.

* * *

Ушел с завода Петр Николаевич Соколов. Надоело вое-

вать с красным директором. Академик Крылов пригласил его

в Кораблестроительный институт преподавать сопромат.

Абрама назначили главным технологом.

— Большим начальником стал. Скоро и замечать переста-

нешь, — шутил Лёня.

Они втроём сидели в комнате у Абрама, возле полуоткры-

того окна. Зеркальный шкаф, поставленный ребром между

окнами, отгородил столовую от гостиной и детской. Фанерную

заднюю стенку Блюма завесила старым ковром. Получилось

уютно.

На столе графинчик с водкой, селедочка, горячая картошка.

Нагуляв аппетит в долгой прогулке, друзья отдыхали.

— Сбежать бы куда, — ответил Абрам невесело, — от на-

чальства подальше. Эту мудрость я давно усвоил, да деться

некуда. Ещё и в партию тащат. Едва отбился. Чёрт знает что!

Моду завели: вызывают в партком и требуют от меня отчёта!

И этот болван Потапов меня учит! Может, он у себя в Туле и

научился паять самовары, но в литейном деле он понимает

Ельня, 1925 год

217

меньше, чем я в китайском грамоте. Нормы, технология, тех-

ника безопасности для него пустой звук. «Давай, давай!» —

других идей у них нет. Первая пятилетка! Нужна ещё одна

вагранка. Старые печи не выдержат форсированного режима.

Но на новую печь надо потратить валюту, а валюта идёт на

мировую революцию. На покупку оружия для германской

компартии переправляют огромные суммы. Я это точно знаю.

— Случись какое несчастье, виноватым окажешься ты, —

кивнул Лёня.

— Господи, жизнь какая-то нелепая, — вздохнула Блюма. —

Это очень опасно, Абраша?

* * *

Летом Лёня уговорил их проплыть по Волге, от Твери до

Астрахани. Он в феврале женился и мечтал показать своей

Верочке «настоящую Россию».

— Это петербургское дитя дальше Токсова не бывало, —

говорил он. — Нельзя же так.

Тоненькая, некрасивая, с огромными карими глазами, Вера

была молчалива, даже застенчива. Абрам и Блюма приняли

бы любую женщину, выбранную Лёней. Но Верочка их очаро-

вала с первой встречи.

Билеты (две каюты рядом) достал Миша Шорохов. Ривочку

Блюма отвезла в Ельню, к бабушке, а Марика взяли с собой.

Старый купеческий пароход, из «Николая Угодника» став-

ший «Володарским», неспешно шлёпал плицами вниз по тече-

нию. Ярко блестели начищенные медяшки. Ресторан сверкал

зеркалами и красным деревом.

Лёня прихватил несколько книг из отцовской библиоте-

ки и показывал им приволжские города как заправский гид.

Марик часами выстаивал на носу парохода, рассматривая бере-

га в цейсовский бинокль. Верочка учила Блюму вязать крюч-

ком. Кормили отлично. Мужчины играли в шахматы. А какую

вкуснейшую копчёную рыбу они покупали на остановках!

В Нижнем, пока женщины отдыхали, Абрам пошёл с Ма-

риком в город, и в маленькой лавочке возле Кремля углядел

218

1925 – 1941 годы

на развале среди дешёвых уральских бус и серёжек овальную

брошь пейзажной яшмы. Он не раздумывая заплатил за неё

половину спрятанных «на всякий случай» денег.

— Господи, красота-то какая! — ахнула Блюма. — В жизни

у меня не было ничего подобного. Эту брошь я буду надевать

только в самых торжественных случаях.

А под Саратовом Марик поплыл. Сам. Сколько его учили

и Абрам и Лёня (Марк очень хотел научиться плавать) —

ничего не получалось. А вдруг поплыл.

Отдохнули замечательно. Никто из них не подозревал,

что это последний безмятеж-ный отдых в их жизни.

В мае 1929-го утвердили планы первой пятилетки. И на

Путиловском почти сразу вывесили кумачовым лозунг:

«ПЯТИЛЕТКУ В ЧЕТЫРЕ ГОДА». Потапов торопился.

Молодежная бригада Михайленко (ни одного опытного

литейщика!) встала на ударную вахту. Протесты Абрама никто

и слушать не стал. А через три недели ночью прогорел шамот

во второй вагранке, и двух рабочих с тяжелыми ожогами увез-

ли в больницу.

Абрама и ещё двух инженеров взяли на заводе прямо после

планёрки. К обеду по ленинградскому радио объявили об аре-

сте очередных вредителей на Краснопутиловском. В камере

«Крестов» (Тюрьма в Петербурге) из тринадцати арестованных ше-

стеро были инженеры. «Вредительство» — самая модная статья

в те годы.

Вечером к Блюме пришли старики Ровенские. Тётя Лия

обняла её у двери:

— Бедная моя девочка, такое несчастье. .

— Беда. . — сказал дядя Моисей. — Оська усатый затягивает

гайки. Нэп кончился. Плохо, что после 26-го у меня ни в об-

коме, ни в коллегии ОГПУ пациентов не осталось. В команде

Кирова молодые всё, здоровые. При Зиновьеве было к кому

обратиться. Я поговорю с Рабиновичем. Он прекрасный адво-

кат, да вряд ли сможет что-нибудь сделать.

Ельня, 1925 год

219

Блюма с трудом удерживала слёзы. Старалась говорить

спокойно:

— Не знаю, что делать с Мариком. Его исключили из пио-

неров. Говорят — отец вредитель. Мальчик плачет, не хочет

идти в школу.

— Так-таки шлехт. Отвези его в Ельню, к бабушке. Там ему