Семья Рутенберг. Семейная хроника

достал билеты «из брони» — купе в проходящем поезде на

Омск. Роза старалась не выходить в коридор. В Хабаровске её

знал весь город. Обошлось. От Омска ехали уже спокойнее.

222

1925 – 1941 годы

— И вот мы дома. — Рейзел впервые внимательно погля-

дела на Блюму. — Ты здесь одна? Что с Абрамом?!

— Горе у нас, — заплакала Голда Исаковна. — Абрашу аре-

стовали. Мелэх Адонаи (Господи Боже)! За что ты прогневался на

нас? Чем мы так согрешили перед Тобой! Подумать только,

мой Абраша — вредитель!

Отец положил руку ей на плечо:

— Не плачь, Голда. Слезами горю не поможешь. Надо

думать, как избыть беду нашу. Блюмелэ, что у тебя на работе?

— Пока — нормально. К счастью, наш завкафедрой — чело-

век порядочный. Сам сказал: насколько в его силах, прикроет.

— Уже легче. Оставь Марика у нас. Ему тут привольнее,

чем в Питере. И в школе его не тронут. Да и нам с Голдой бу-

дет веселее, мы ведь одни остались. А станет худо, приезжай.

Вместе не пропадём. А вот с Рейзл труднее. Троцкист нынче —

в сто раз хуже убийцы или разбойника. Клеймо на всю жизнь.

В Хабаровске тебя знали под фамилией мужа?

— Конечно.

— Надо вернуться к девичьей фамилии. И уехать туда, где

доктора Рутенберг никто не знает. Нет, Рейзел, это не измена

Тэдику. Просто надо выжить и вырастить сына. Давид Рутен-

берг никому не интересен. А Давиду Моргенштерну вспом-

нят отца-троцкиста и сживут со света.

— Ваш отец — мудрый человек и правильно говорит. —

Настя схватила Розу за руку. — Так и надо, Роза Ароновна!

Нужно пойти на это. Ради сына!

Роза тяжело вздохнула:

— Ну ладно. А как?

— Попросим Хаима, он начальник милиции, поможет.

— Ты писала, что доктор Егер заведует больницей в Кара-

ганде, — заметила Блюма. — Ведь вы с Теодором там никогда

не были. Езжай к нему. Он тебя примет.

Ельня, 1925 год

223

* * *

Вечером пришёл Хаим. Поздоровался, оглядел празднично

накрытый стол, бутылки.

— Что-то вы нынче обе без мужей приехали? Да и вид

невесёлый, — хмыкнул он в рыжие усы. — Я, конечно, всегда

рад видеть девочек. Похоже, у вас что-то случилось?

Арон Яковлевич рассказал ему всё.

— Да. Примерно этого я и ждал. Жаль Абрашу. — Хаим вы-

пил рюмку, закусил селёдочкой, налил ещё. — Пять лет можно

вытерпеть. Вернётся — будем думать. А что вы от меня хотите?

— Рейзел надо вернуть фамилию Рутенберг, — твёрдо ска-

зала Голда Исаковна.

— На преступление толкаете, родственнички? Фальшивый

документ вам нужен? — Хаим захохотал. — Ладно. Сделаю

я для Рейзел нужные бумаги. Не чужая, всё-таки. Да, девочки,

поздравьте. Сын у меня! Отличный парень, назвал Владими-

ром. В честь Ленина. После двух дочек наконец-то сын. Надо

подарить что-нибудь Клаве. Заслужила. Где ты, Рейзел, такое

роскошное пальто купила? Прямо как заграничное.

Рейзел сняла с вешалки своё любимое пальто, цвета мор-

ской волны.

— Я его заверну. Мы с Клавой одного роста, и перешивать

не придётся.

В пятницу, вернувшись с рынка, Блюма услышала в доме

какие-то странные звуки.

— Кто это? Дети убежали ловить рыбу, Арон Яковлевич

на работе.

Уронив голову на стол перед фотографией мужа, тихонько,

сдавленным голосом, рыдала Роза. Блюма села рядом, молча

погладила её по пышным волосам.

— Он был такой хороший, мой Тэдик. Как жить теперь?

Как жить без него?

«И Рэйзел не выдержала. — подумала Блюма. — Железная,

несгибаемая Рейзел. В семье с ней считались не меньше, чем

с родителями. У меня хоть надежда осталась — перетерпеть,

дождаться. У неё и этого нет».

224

1925 – 1941 годы

Абрам

Абрам (1899 ) — жена Блюма (1901) — сын Марк (1919) — дочь Рива (1923) В дороге ворьё раскурочило его сидор. Украли почти все

продукты и тёплые вещи, заботливо собранные Блюмой.

Блатари делали что хотели.

Эшелон выгрузили в Лодейном Поле. По зоне, огороженной

колючей проволокой, толкалась толпа растерянных, испуган-

ных людей. Среди них, как хозяева, уверенно ходили блатные.

Для этих зона — дом родной.

Должно быть, Господь хранил Абрама. Вечером в барак

зашёл однорукий посыльный:

— Рутенберг! Есть тут Рутенберг? В УРЧ (Учетно-

распределительная часть).

Из-за стола поднялся полный, лысый человек в сильных

очках:

— Здравствуй, дружище.

Абрам вгляделся:

— Коля Успенский! Как ты изменился! Такой был худень-

кий, вихрастый студент в Горном институте.

Друзья обнялись.

— Укатали сивку крутые горки. Садись, покурим. А ты всё

такой же.

Коля так и не кончил институт. Женился, переехал в Одес-

су. В 1923-ем купил по случаю старый пресс и открыл мастер-

скую по изготовлению пуговиц.

— Знаешь, это оказалось золотое дно! Мода меняется быстро,

приходилось крутиться. Но у меня в порту каждый пароход

из заграницы встречали трое агентов, и платили червонец

за пуговицу нового фасона или за пластмассовую цацку.

Через три-четыре дня она уже шла в продажу. Свой дом ку-

пил.

Но в 1928-м Колю забрали в ОГПУ и впаяли восемь лет,

к счастью по бытовой статье, не по 58-ой.