Семья Тибо.Том 1

Рашели нужно было сделать кое-какие пустячные покупки, но она потратила на них много времени, прикидываясь, будто всё это её занимает. Шквальный ветер, налетевший из морских просторов, низвергал потоки дождя, врывался в улицы, со свистом проносился мимо домов. Антуан до самого обеда покорно ходил за ней из магазина в магазин. Ей даже не пришлось заранее заказывать билет на пароход, потому что ей предстояло путешествие на «Романии» — товаро-пассажирском судне, которое шло из Остенде, прибывало в Гавр около пяти часов утра и спустя час, не задерживаясь на стоянке, отправлялось дальше. Гирш ждал её в Касабланке. В рассказе о Бельгийском Конго не было ни единого слова правды.

Они нарочно затянули обед, потому что обоих охватывало малодушие при мысли о той минуте, когда они окажутся с глазу на глаз в спальне перед последней ночью вдвоём. Ресторан, в который они забрели — огромный зал, людный, светлый и шумный, — служил и кабачком, и дансингом, и биллиардной; там можно было провести вечер в сигарном дыму, под стук шаров, под томные звуки вальсов. Часов в десять туда ворвалась ватага бродячих музыкантов-итальянцев — было их человек двенадцать, все в красных блузах, белых брюках, в неаполитанских рыбачьих колпаках, с которых свисали помпоны, приплясывая на их плечах; все они были с музыкальными инструментами — у кого скрипка, у кого гитара, тамбурин, кастаньеты; играя на них, они громко пели и вертелись как угорелые. Антуан и Рашель смотрели на них с признательностью, радуясь, что можно хоть ненадолго сосредоточить на этих паяцах свою мысль, истомлённую душевными страданиями; зато когда шальные парни, собрав с посетителей деньги, спели прощальные куплеты, им показалось, что мука их стала ещё нестерпимее. Они встали и, до дрожи иззябнув под ливнем, вернулись в гостиницу.

Наступила полночь. Разбудить Рашель должны были в три часа.

Всю короткую ночь, когда шквальные порывы ноябрьского ветра, не переставая, обрушивали потоки дождя на оцинкованный навес над балконом, они провели без слов, без желания, прильнув друг к другу, как дети, поглощённые горем.

Только раз Антуан спросил:

— Тебе холодно?

Рашель дрожала.

— Нет, — ответила она, прижимаясь к нему всем телом, будто он ещё мог защитить её, спасти от неё самой. — Мне страшно.

Он ничего не сказал; он уже почти изнемогал оттого, что не понимал её.

В дверь постучали, и она мигом вскочила с постели, ускользнув от прощального объятия. И за это он был ей благодарен. Они держались стойко, и воля одного была опорой для другого.

Оделись они молча, делая вид, что спокойны, оказывая друг другу всякие мелкие услуги, до конца следуя всем навыкам совместной жизни. Он помог ей закрыть чемодан, до того набитый, что пришлось стать на него коленями, налечь всем телом, а она, стоя на корточках на ковре, заперла чемодан ключом. Наконец, когда всё было готово и уже нечего было сказать о вещах обыденных, когда она сложила одеяла и уже нечего стало делать, когда, надев дорожную шляпку, приколола вуаль, натянула перчатки и расправила чехол на своём саквояже, — всё же до отъезда осталось ещё несколько минут, — она присела у двери на низкое кресло и вдруг почувствовала такой озноб, что стиснула челюсти, только бы не стучать зубами, опустила голову, обхватила колени руками. А он, уже не зная, что сказать, как поступить, не решаясь подойти к ней, тоже сел, свесив руки, на самый большой чемодан. Несколько минут прошло в гнетущем предотъездном молчании. В этот страшный час обострилась их душевная боль, и они не выдержали бы, если б не знали наверняка, что сейчас всему придёт конец. Рашели вспомнился один славянский обычай: когда кто-нибудь из любимых людей отправляется в дальнюю дорогу, все садятся вокруг путника в сосредоточенном молчании. Она чуть было вслух не сказала о том, что пришло ей в голову, но побоялась, что голос ей изменит.

Когда за дверью раздались шаги коридорных, явившихся за вещами, она вдруг подняла голову, повернулась к нему всем телом; её взгляд выразил такое безысходное отчаяние, столько ужаса и нежности, что он протянул к ней руки:

— Лулу!

Но дверь распахнулась. В комнату вторглись чужие.

Рашель встала. Вот чего она ждала, — решила попрощаться с ним при посторонних. Шагнув вперёд, она очутилась рядом с Антуаном. Он даже не обнял её, — ведь он не смог бы разжать объятия, он не дал бы ей уйти. В последний раз губы его прикоснулись к горячему дрожащему рту. Он угадал, что она шепчет:

— Прощай, котик!

И тотчас же она резко оторвалась от него, вышла, не оглядываясь, в широко распахнутую дверь, исчезла в тёмном коридоре, а он всё продолжал стоять, ломая себе руки и не чувствуя ничего, кроме какой-то оторопи.

Она взяла с него слово, что он не поедет провожать её на пароход. Но было условлено, что он пойдёт на конец северного мола, к подножью маяка, откуда видно будет, как «Романия» выйдет из гавани. Как только послышался шум отъезжающего экипажа, он позвонил, велел сдать свои вещи в камеру хранения, — возвращаться сюда, в эту комнату, ему не хотелось. И тотчас же он бросился на улицу, в ночную тьму.