Семья Звонаревых. Том 1

– Без воли божьей ни один волос не упадёт с головы человеческой. Только бог волен в жизни и смерти человека…

Эти слова убедили женщину, что перед ней готовый идти на любые муки священник, и, наклонившись, она чмокнула «святого» в руку. Блохин так смутился, что едва не обозвал её дурой.

– Целуй икону, а не мою многогрешную руку, – недовольно буркнул он и снова закадил ладаном: – Паки, паки миром господу помолимся…

На углу Малой Грузинской и Большой Пресни стоял отряд солдат, простреливая прилегающие кварталы улицы. Один из унтеров подбежал к Блохину предупредить «духовного пастыря», что по Пресне ехать нельзя.

– Наши-то, конечно, вас не тронут, а дружинники мигом пристрелят, – добавил он.

Блохин уже привычным жестом осенил крестом солдат, призвал мир на их головы и спокойно пошёл дальше, на Большую Пресню.

Слева, со стороны Зоологического сада, по направлению к Ваганьковскому кладбищу била артиллерия. Снаряды со зловещим визгом проносились над головами, рвалась шрапнель, осыпало улицу свинцовым дождём, осколки звенели, падая на мостовую и крыши домов. В воздухе мелодично посвистывали ружейные пули, с характерным треском ударяясь о стены и мостовую. Но катафалк по-прежнему неторопливо двигался по Пресне. Священник направо и налево благословлял людей, в страхе забившихся в подворотнях и за углами зданий. Ведущий под уздцы лошадь Федосеев, приседая при каждом близком выстреле, всячески торопил Блохина. Зато Страхова, взявшись рукой за катафалк, устало шла за гробом. Казалось, её решительно ничто не пугало.

По ту сторону Большой Пресни разгорался пожар. К небу поднимались огромные клубы чёрного дыма, застилая и улицу. Когда траурная процессия подошла к преграждавшей улицу баррикаде, Блохин высоко поднял вверх крест и благословил им дружинников, которые с удивлением, настороженно смотрели на него, ожидая какой-либо провокации, и не понимали, что им надо делать. Но тут подошла к баррикаде Клава и что-то сказала.

– Клава, ты? – услышала она голос Андрея.

– Я!

Дружинники бросились быстро разбирать баррикаду у одной из стен.

Наблюдавшие за катафалком солдаты сделали по баррикаде несколько выстрелов. Но Блохин издали осенил их крестом. Стрельба стихла, и катафалк благополучно миновал баррикаду.

Едва он скрылся от глаз солдат за баррикадой, как дружинники бросились к гробу и, подняв крышку, быстро разобрали оружие, патроны, медикаменты. Затем гроб вновь поставили на катафалк. Федосеев сел на облучок катафалка и поехал дальше по направлению к кладбищу. Блохин снял крест, скуфью, бросил кадило. Снять же узкую ризу не смог и, как был в ней, подхватил свободную винтовку, занял место среди дружинников, изредка отвечающих на выстрелы солдат.

– Ну, теперь держись, Ваше благородие, – весело поблескивая глазами, проговорил Андрей, заряжая винтовку.

– Как там дела, товарищ Страхова?

– Какие новости, Клава? – неслось с разных концов баррикады.

– Товарищи! Пресня стоит неприступной крепостью! Враг ввёл в действие тяжёлую артиллерию. В течение нескольких часов бил по Прохоровке, по заводу Мамонтовых, по фабрике Шмита, против нас стянули крупные соединения пехоты, казаков, но нигде, слышите, товарищи, нигде враг не смог ступить на Пресню. Рабочие Пресни героически сражаются за свою свободу! Да здравствуют герои-дружинники! Да здравствует Красная Пресня!

– Ура! – дружно ответили с баррикады.

Ударил залп, осколок снаряда срезал, как ножом, древко красного знамени. Наташа увидела, как знамя, качнувшись, стало медленно падать.

– Знамя, знамя! – крикнула она, бросившись к поникшему алому полотнищу. Вскинув знамя над головой, она высоко подняла его над баррикадой.

Вставай, подымайся, рабочий народ!

Вставай на врага, люд голодный… – звонко запела она, бесстрашно смотря в сторону карателей.

Раздайся клич мести народной…

– Наташка, сумасшедшая, что ты делаешь! – бросилась Клава к подруге. Но не успела. Тонкий свист пули оборвал песню. Покачнувшись, Наташа рухнула на руки Клавы.

Вперёд, вперёд, вперёд… —

прошептали её побледневшие губы. Дружинник рванул древко знамени и прочно водрузил его на прежнем месте, самом высоком на баррикаде. Порыв ветра выпрямил красное полотнище, и оно свободно заплескалось над рабочими.

Наташа открыла глаза, долго смотрела на плачущую Клаву, Андрея, на дружинников, потом перевела взгляд на небо, ясное и по-зимнему синее, на кроваво-красное знамя, развевающееся на ветру, тихо прошептала:

– Пусть всегда реет красное знамя над Пресней… Над Красной Пресней…

Вечером 16 декабря на Пресне стало известно решение Московского комитета и исполнительного комитета Московского Совета о прекращении вооружённой борьбы.

Ночью в Малой кухне собрался Пресненский Совет рабочих депутатов.

– «Новая схватка с проклятым врагом неизбежна, – читала Клава листовку Московского комитета, – близок решительный день. Опыт боевых дней многому нас научил, этот опыт послужит нам на пользу в ближайшем будущем.