Семья Звонаревых. Том 1

– Генерал озолотит тебя, ежели выполнишь норму. По службе получишь повышение, оклад тебе увеличат, – сулил капитан мастеру.

В первый день Воронин дал сорок шесть втулок при пяти забракованных, на следующий день выработка прыгнула до сорока девяти втулок, причем бракованных оказалось всего две. Быстреев пытался заменить бракованные втулки хорошими, но кто-то из рабочих заметил жульничество и поднял скандал. Подкинутые втулки были изъяты у Воронина.

На третий день Воронин выточил всего тридцать девять втулок – правда, без брака.

Убедившись в невозможности для рабочих выполнения нормы в пятьдесят втулок за смену, Майдель снизил её до сорока штук, и сразу нескольким рабочим удалось выполнить эту норму, и им выплатили по двойным ставкам.

Потогонный характер тейлоровской системы был ясен для многих, успех товарищей сразу внёс разлад в их среду: рабочие потянулись за повышенными заработками.

Хотя далеко не всем удавалось дать за смену сорок втулок без брака и добиться двойной оплаты, зато теперь многие обрабатывали по тридцать втулок в день. Заработки заметно повысились. Администрации стало ясно, что старая норма в двадцать втулок для сдельщиков являлась заниженной. Майдель приказал снизить расценку за обточку одной втулки с шести копеек до пяти: заработки вошли в прежнюю норму. Но такое же примерно положение было и на других заводах. Условия труда ухудшались повсюду, и не только в Петербурге, но в провинции ещё больше.

Реакция начала развернутое наступление на рабочий класс. Жить было трудно. Рабочие надрывались, стараясь побольше заработать. Увеличилось число несчастных случаев. То и дело вспыхивали забастовки, и одним из главных требований рабочих было: отмена сдельщины.

Конфликты принимали всё более острый характер и грозили перерасти во всеобщую забастовку. О, её-то хорошо помнили! Это она была предтечей вооружённого восстания на Пресне.

Глава 6

Вскоре на одном из заводов Выборгской стороны была объявлена забастовка в знак протеста против необоснованного увольнения большой группы рабочих. Угрозы администрации применить к забастовщикам строгие полицейские репрессии вызвали большое возмущение и на других заводах. Там одна за другой начинались забастовки солидарности.

Эта волна рабочего гнева не минула и военный завод.

Придя как-то утром на работу, Звонарёв увидел у ворот большую толпу рабочих. Перед ней с импровизированной трибуны из двух деревянных ящиков выступали ораторы. Как всегда, шли горячие споры между «левыми», «умеренными» и «соглашателями».

Левые стояли за решительную борьбу против произвола администрации и выдвигали наряду с экономическими требованиями и политические. Соглашатели призывали к мирному урегулированию споров с администрацией и выдвигали только экономические требования. Умеренные занимали половинчатую позицию, оперируя общими фразами и крикливыми, но беззубыми лозунгами.

Звонарёв издали прислушивался к тому, что говорили ораторы, и разыскивал глазами в толпе Блохина.

Он спокойно стоял около трибуны. Инженер удивился выдержке Блохина, который, по-видимому, и не собирался принимать участия в схватке между сторонниками администрации и рабочими. Звонарёв подошёл к нему и справился о причинах забастовки.

– Послушайте, что говорит оратор, – кивнул Блохин на молодого белокурого в тёплой куртке рабочего, который азартно жестикулировал, выкрикивая каждое слово.

– Рабочие возмущены поведением администрации. Она отнимает у нас права, здоровье и ввергает в беспросветную нищету. Довольно терпеть эти издевательства! Долой тейлоровскую систему, пересмотреть расценки в сторону их увеличения. Оплачиваемые отпуска рабочим! Свободу политзаключённым! Свободу слова, печати, организации союзов! Да здравствует рабочий класс!

– Круто вы заворачиваете, – покачал головой Звонарёв. – Как-то расхлебывать будете?

– Иначе нельзя, Сергей Владимирович. Ведь хозяева из нас верёвки вьют, – возразил Блохин.

– Домитингуешься ты, Филипп Иванович, пока тебя не уволят с завода, – предупреждал инженер.

– Не бойтесь, не вышвырнут. – И, наклонившись к уху Звонарёва, прошептал: – Мы теперь по-новому митингуем: мы на других заводах, а с других заводов – здесь. Пойди разберись, кто тут ораторствует. Останется фон-барон в круглых дураках.

Толпа около ворот всё росла. Подходили рабочие утренней смены, женщины, дети и просто зеваки. Над толпой взвился красный флаг, запели «Марсельезу», отчаянно заверещали свистки городовых. По направлению к полицейскому участку проскакал, пригибаясь к седлу, конный городовой.

Звонарёв направился было к себе в конструкторское бюро, но пикет из рабочих остановил его у входа.

– Сегодня работать не будем, и вам, господин инженер, нечего делать в бюро, – заявил один из пикетчиков.

– Прошу не указывать, чем мне заниматься, – сердито проговорил Звонарёв и попытался пройти, но второй рабочий стал в двери с явным намерением задержать инженера.

В это время подошёл секретарь Майделя.

– Прочь с дороги! В участок захотели? – заорал он и, вытолкнув растерявшегося пикетчика из двери, поклонился Звонарёву.