Семья Звонаревых. Том 1

Рабочие встретили генеральский экипаж улюлюканьем и свистом. Испуганный извозчик принялся усиленно стегать по лошадям, и коляска, к великой радости рабочих, вскачь понеслась по ухабистой мостовой. Майдель судорожно вцепился руками в края экипажа. От толчков и тряски с его головы слетела фуражка и покатилась по мостовой. Один из конных полицейских спешился и почтительно подал фуражку разгневанному превосходительству.

Проводив генерала, Тихменёв вышел на улицу. Не успел он пройти несколько шагов, как его окружили рабочие. Мгновенно образовалась толпа. Люди интересовались, как приняты их требования.

– Генерал повёз их по начальству, и пока ничего не известно, – отвечал Тихменёв. – Вы написали много лишнего. Это может попортить дело.

– Что же лишнего-то? – справился Блохин, протиснувшись вперёд.

– Вся политика. Она сейчас не в почёте у начальства.

– Зато в почёте у нас! – отозвались из толпы.

– Вы-то поддержите нас? – в упор спросил полковника Фомин.

– Как вам сказать? – пожал плечами Тихменёв. – Я представитель администрации и должен…

– А вы не как представитель, а как человек… по-человечески к нам отнеситесь, – вставил Блохин.

– Что с ним говорить… Он заодно с Майделем! – зашумели в толпе.

Полковник уже был не рад, что вышел на улицу. С большим трудом он протискался сквозь толпу и заспешил к трамвайной остановке.

На редкость хорошая, солнечная погода стала портиться. С залива подул холодный, резкий ветер, налетели низкие, тёмные, набухшие дождём тучи, и первая улыбка поздней петербургской весны будто сменилась угрюмой осенней сыростью.

Полил холодный дождь. Рабочие постепенно начали расходиться, заполняя все окрестные кабаки, гостеприимно открытые для них сегодня раньше обычного времени.

«Перепьются, прокутят деньги и завтра пойдут в кабалу», – с горечью думал Блохин, хотя сам мучительно преодолевал в себе искушение зайти и пропустить с холоду стакан водки.

– Не дураки сидят у нас в полиции, знают, как проще всего прибрать к рукам рабочего человека, – вздыхал Никифоров и, в конце концов, предложил: – Может, зайдём, Филипп Иванович? Выпьем по косушке, да и домой. Всё равно раньше утра решения начальства не узнаем. Да и утро всегда вечера мудренее!

Блохин потянул носом спиртной дух, доносившийся из дверей кабака, и кивнул:

– Пошли!

Но выпил он очень немного: не хотел являться домой пьяным и огорчать Шуру.

Долго сидел Звонарёв в тот день в конструкторском бюро над расчётом дымоходов для парового котла. С темнотой на заводе неожиданно появился Тихменёв.

– Не так-то просто сейчас решать рабочие вопросы! Приходится подумать и умом пораскинуть. Уволить всех рабочих проще простого, а кто станет выполнять срочные заказы? Войска ждут пополнения снаряжения к лагерному сбору, а мы его не можем дать раньше осени, если затянется эта канитель, – неторопливо говорил Тихменёв.

– Дело не только в нашем заводе. Помимо нас встало много заводов Питера. Ждут общих директив от правительства. А там никак понять не могут, что, раз потребовав воли, рабочий никогда не примирится с притеснениями, – ответил Звонарёв.

– И уступать рабочим нельзя, и без них не обойдёшься… Куда ни кинь, всё клин! Разве кабаки помогут: от политики отвлекут и заставят подумать о заработке, – пояснил свою мысль полковник.

Уже совсем затемно прибыл на завод Майдель. Он был хмур и раздражителен. Пригласив к себе Тихменёва и Звонарёва, генерал сообщил:

– Начальник Главного артиллерийского управления снесся с министерством внутренних дел и получил от него соответствующие указания. Приказано сделать кое-какие уступки – по пустякам, конечно, и предложить им немедленно выйти на работу. Расценки оставить прежние, установить обращение на «вы». Штрафы ограничить рублем в день, увеличить обеденный перерыв на четверть часа. Ночные работы оплачивать на десять процентов выше дневных – вот и всё. Приказано составить список всех рабочих, которых желательно убрать с завода. Он будет переслан в министерство внутренних дел.

– По всему судя, начальство основательно перетрусило, что так быстро пошло на уступки, – с усмешкой заметил Звонарёв.

– Ваше замечание совершенно неуместно, господин Звонарёв, – вспыхнул Майдель. – Как ваш начальник, я призываю вас к порядку!

– Вы мой начальник, но отнюдь не воспитатель, – перебил генерала инженер. – Поэтому я не склонен выслушивать ваши нравоучения.

– В таком случае вам незачем здесь присутствовать, – сдавленным от гнева голосом прохрипел генерал.

– Имею честь откланяться! – насмешливо поклонился инженер и, покинув кабинет начальника, отправился домой на Петербургскую сторону.

На следующий день Майдель пригласил его к себе и разразился длинной, опять-таки нравоучительной тирадой: