Семиярусная гора

Жаль, что у меня не было возможности изучать «Упражнения» в стенах какого-нибудь иезуитского монастыря под руководством опытного священника. Но нет, я проходил их самостоятельно, изучая методики, которые приводятся в книге, и следуя им в меру своего разумения. Ни с одним священником я и словом не обмолвился о том, чем занимаюсь.

Целый месяц я посвятил «Упражнениям», отводя им по часу каждый день. Занимался я в своей комнате на Перри-стрит, и выбрал для этого самое спокойное время в середине дня: поскольку я жил теперь в задней части дома, меня не донимал уличный шум. Было действительно тихо. Стояла зима, окна были закрыты, даже разноголосица соседских радиоприемников до меня не доносилась.

В книге говорилось, что в комнате должен быть полумрак, и я опускал шторы, чтобы света хватало только разглядеть написанное и висевшее над кроватью распятие. Еще книга предлагала обдумать положение для медитации. Здесь предоставлялась довольно широкая свобода, важно только более-менее сохранять первоначальное положение, и не расхаживать по комнате, вертя головой и разговаривая сам с собой.

Немного подумав и помолившись и над этой важной проблемой, я в конце концов придумал заниматься медитацией сидя на полу скрестив ноги. Наверно, иезуиты, войди они в комнату, были бы неприятно поражены, увидев меня занимающимся духовными упражнениями в позе Махатмы Ганди. Но работало это очень хорошо. Когда не нужно было смотреть в книгу, я обычно направлял взгляд на распятие или в пол.

И вот, помолившись, сидя на полу, я стал размышлять о том, зачем Бог привел меня в мир.

Человек был создан для того, чтобы славить Бога, Нашего Господа, поклоняться и служить Ему, и тем самым спасти свою душу. И все прочие вещи земного мира созданы для человека, чтобы помочь ему достигнуть цели, ради которой он создан. Отсюда следует, что человек должен пользоваться этими вещами лишь в той степени, в которой они способствуют его цели, и устраняться от них, когда они становятся препятствием к ее достижению. … Отсюда – нам необходимо сделаться безразличными ко всем тварным вещам, насколько это в нашей свободной воле … так, что для себя мы не должны желать здоровья вместо болезни, богатства вместо бедности, чести вместо безвестности, долгих лет вместо краткой жизни, и так далее, желая и избирая только то, что наиболее действенным образом приведет нас к цели, ради которой мы сотворены[378].

Простые и глубокие, радикальные истины «Основания» были, я думаю, слишком глубоки, слишком радикальны для меня. Самостоятельно мне было трудно в них вникнуть, я лишь скользнул по поверхности. Смутно помню, что, сосредоточив ум на тезисе о безразличии ко всем тварным вещам, болезни и здоровью, я пришел в замешательство. Мне ли было понять такое? Если я простужался, то глушил себя таблетками аспирина, горячим лимонадом и нырял в постель в откровенной панике. А тут книга, которая, утверждает, что я должен быть холоден, как лед, пред лицом ужасной смерти. Как мог я понять даже само слово «безразличный», если пояснить мне это было некому? У меня не было возможности увидеть разницу между безразличием воли и безразличием чувств – последнее практически неизвестно, даже в опыте святых. Я переживал, считая неспособность к бесстрастию своим душевным недостатком, и упустил реальные плоды этой фундаментальной медитации. А они должны были бы заключаться в том, чтобы применять ее положения ко всему, к чему я был привязан, и что постоянно втягивало меня в неприятности.