Эриксон:
Повышением тона на слове «да». «Пожалуй, да». Зейг: Интонационно выделяя положительную сторону. Эриксон: Угу.Эриксон (улыбается): Вот момент истины.
Салли: Как?
(Смеется.)Эриксон: Вот момент истины.
Салли: Так, да, у меня смешанное чувство.
(Смеется.)Зейг:
Она все так же уклончива. На словесном уровне она не приняла «момента истины». Ты снова делаешь нажим на эти слова.Эриксон: Ты сказала «смешанное чувство». Очень смешанное?
Салли: Как сказать? Мне это нравилось и не нравилось. Эриксон: Очень-очень смешанное чувство? Салли: Ох, вряд ли я смогу определить точный оттенок.Зейг:
Здесь ты снова действуешь с противоположного конца. Делаешь такой до нелепости преувеличенный упор на ее уклончивую манеру отвечать, что ей ничего не осталось, как ответить прямо, без уверток. Ты довел свой нажим до абсурда: «Очень смешанное?», «Очень-очень смешанное?»Эриксон:
В результате она оказалась в тупике.Зейг:
И подорвалась на собственной мине.Эриксон:
Да, подорвалась на собственной мине. Но потом она откажется от мины, но не от меня.Зейг:
Ты дал ей возможность увидеть последствия такого уклончивого поведения – «Очень смешанное; очень-очень смешанное». Но ты делаешь это в шуточной форме, и отказ от прежней модели поведения исходит от нее самой.Эриксон: А не думаешь ли ты: черт меня дернул сюда прийти?
Салли: О, нет, я очень рада, что пришла.
(Прикусила нижнюю губу.)Эриксон: А придя сюда, разучилась ходить.
Салли (смеется): Да, научилась не двигаться от шеи вниз.
(Кивает.)Эриксон: Вкусная была конфета?
Салли (тихо): Ой, такая вкусная, только… м-м… мне хотелось бы
,' … разных сортов.Эриксон (улыбается): Значит, отведала конфеток?
Салли: Угу. (Улыбается.) Эриксон: А кто их тебе дал?Салли: Вы дали.
Эриксон (согласно кивает): Вот какой я щедрый.
Эриксон:
Опять очень уклончивые ответы. Но она с воодушевлением заявила, что конфета была вкусная, что-то в этом роде.Зейг:
Да.Эриксон:
А это вполне определенный ответ. Я все время даю ей шанс быть то уклончивой, то вполне определенной.Зейг:
Еще один положительный шаг.Салли: Да. Очень мило с вашей стороны.
(Улыбается.)Эриксон: Понравилась конфета?
Салли: О, да.
Зейг:
Куда уж определеннее! Эриксон: Она осваивает новую модель поведения.Эриксон: А вот все философы говорят
– реальность в нашей голове. (Улыбается.) Что это за люди? (Салли смотрит вокруг. Э. близко склоняется к ней.)Салли: Представления не имею.
Эриксон:
Она не имеет представления, кто эти люди. Она имела представление. Я спросил: «Что это за люди?», а она повременила, прежде чем дать отрицательный ответ.Зейг:
Ты заставил ее установить контакт с присутствующими.Эриксон:
Угу.Зейг:
Далее ты говоришь: «Скажи мне честно: что ты о них думаешь». А это очень нелегко. Ты выбрал такой способ принудить ее установить контакт с окружающими, что у нее не осталось иного выхода.Эриксон:
Да.Зейг:
С какой цепью?Эриксон:
Рука у нее все еще парализована.Зейг:
Да, телесно она не испытывает никаких неудобств.Эриксон:
Есть категория людей, которые любят свои болезни и цепляются за них. Поэтому надо вынудить их на какой-то откровенный поступок. Пациент внутренне открывается и тогда может подчиняться внушениям.Зейг:
Хотя ты предполагаешь, что она попытается проявить некоторую уклончивость даже при прямом ответе, все же она вынуждена отвечать более конкретно.Эриксон:
Совершенно верно. Поэтому ситуация, в которой ей приходится отвечать конкретно, не должна быть острой. Видишь ли, если удается добиться прямого ответа от человека с уклончивой моделью поведения, хотя бы самого общего ответа, то есть возможность получить и более конкретный ответ. Ты идешь от общего к более определенному, а определенное поможет избавить ее от паралича.Зейг:
А ты помнишь, как она избавилась от паралича?Эриксон:
Нет.Зейг:
Это было замечательно. Ты получишь истинное удовольствие, наблюдая, как это произошло.Эриксон: Скажи мне честно, что ты о них думаешь.
Салли: Как сказать… Они выглядят по-разному.
Эриксон: Они выглядят по-разному.