Семнадцать мгновений весны

(Входит ВТОРОЙ ШУЦМАН. При виде генеральского мундира Мюллера он совершенно остолбенел.)

ВТОРОЙ ШУЦМАН (рявкает). Хайль Гитлер!

МЮЛЛЕР. Вы не знаете никого из этих трех людей?

ВТОРОЙ ШУЦМАН. Никак нет!

МЮЛЛЕР. Вы никогда не встречались с ними?

ВТОРОЙ ШУЦМАН (пожирая верноподданническим взглядом Мюллера). Никак нет!

МЮЛЛЕР. Может быть, вы встречались мельком, во время бомбежки, когда стояли в оцеплении разрушенных домов?

ВТОРОЙ ШУЦМАН. Никак нет!

МЮЛЛЕР. Можете идти, шуцман. (Когда тот ушел.) Плохи ваши дела, Штирлиц. Почему-то никто из них вас не узнает.

ШТИРЛИЦ. Я тоже их не узнаю. Кроме того, так они могут распознать только рейхсфюрера, их сбивает ваша форма.

МЮЛЛЕР. Ничего, не собьет. Что же мне, голым работать?

ШТИРЛИЦ. Напомните им хотя бы конкретное место. Они же стоят на улице по десять часов в день, им все люди кажутся на одно лицо.

МЮЛЛЕР. Ладно... (Отвечает на телефонный звонок.) Мюллер слушает... Что значит телефон не отвечает? Повреждена линия во время бомбежки, наверно. Поезжайте туда сами. Все. (Положил трубку. В дверь.) Следующий!

(Входит ПЕРВЫЙ ШУЦМАН — тот самый, болезненный, в очках.)

Вы кого-нибудь видели из этих людей?

ПЕРВЫЙ ШУЦМАН (близоруко щурясь). Нет... По-моему, нет...

МЮЛЛЕР. Вы стояли в оцеплении не Байоретерштрассе?

ПЕРВЫЙ ШУЦМАН (обрадованно). Ах да, да... Вот этот господин показывал свой жетон. Я пропустил его к пожарищу...

МЮЛЛЕР. Он просил пропустить его?

ПЕРВЫЙ ШУЦМАН. Нет... Просто он показал свой жетон... Он в машине ехал, а я никого не пускал... И он прошел... (Испуганно.) А что? Если он не имел право... Я знаю приказ пропускать людей из СД и гестапо...

МЮЛЛЕР. Успокоитесь, он имел право... Он там что, искал роженицу на пожарище?

ПЕРВЫЙ ШУЦМАН. Нет... Ту роженицу увезли еще вечером, а он приезжал под утро...

МЮЛЛЕР. Он искал вещи этой несчастной женщины?.. Вы помогали ему?

ПЕРВЫЙ ШУЦМАН (мучительно вспоминая). Нет... Он там просто смотрел, ждал, когда можно будет проехать... Я помню, он перенес коляску какой-то женщине... Детскую коляску... Нет, я не помогал, я стоял рядом.

МЮЛЛЕР. Она стояла возле чемоданов?

ПЕРВЫЙ ШУЦМАН. Кто, коляска? Вот этого я не помню... По-моему, там лежали какие-то чемоданы, но про чемоданы я точно не помню... Я запомнил коляску, потоку что она застряла, а этот господин вытащил ее и перетащил к другому тротуару.

МЮЛЛЕР. Зачем?

ПЕРВЫЙ ШУЦМАН. А там было безопаснее, и пожарники стояли на нашей стороне... А у пожарников шланги, они могли погубить эту колясочку, тогда ребенку негде было бы спать, а так женщина потом устроила эту коляску в бомбоубежище и он там спал, я видел...

МЮЛЛЕР. Спасибо. Вы нам очень помогли. Вы свободны.

(ШУЦМАН, неловко откозыряв, уходит.)

Остальных освободить.

ШТИРЛИЦ. Там должен быть еще пожилой. Он тоже подтвердит.

МЮЛЛЕР (морщась). Ладно. Хватит. Достаточно. Спасибо, вы все свободны.

(ШОЛЬЦ и ХОЛТОФФ уходят. ШТИРЛИЦ двинулся за ними.)

Штирлиц, я вас задержу еще на минутку. (После долгой паузы.) Ответьте мне на последний вопрос. Где пастор Шлаг?

ШТИРЛИЦ. С этого надо было и начинать, Мюллер.

МЮЛЛЕР. Мне лучше знать, с чего начинать. Я понимаю, вы переволновались, но не следует забывать такт...

ШТИРЛИЦ. Это тот случай, когда вы совершенно правы, извините, обер-группенфюрер. Теперь о пасторе. Если вас действительно интересует местонахождение пастора Шлага, спросите об этом моего шефа. Он знает.

МЮЛЛЕР. Та-ак. Один—ноль в вашу пользу. (После паузы, остро.) Где вы встречаетесь с Борманом?

ШТИРЛИЦ. Этого я вам не скажу.

МЮЛЛЕР. Вы поедете на встречу в моей машине. В целях вашей же безопасности.

ШТИРЛИЦ. Как угодно. Только мне кажется, вам не стоит пока ввязываться в эту игру... В целях вашей же безопасности.

МЮЛЛЕР. Ох, и трудный же вы человек, Штирлиц, удивительно трудный!.. (Отвечая на телефонный звонок.) Да! Мюллер. Что-о?.. Да не спешите вы... Так... так... Ага, взяли все-таки! Да черт с ним, с солдатом... А ее быстро доставьте сюда... Живо! Ах, уже внизу? Молодчина! (Положил трубку.) Да-а! Ну, Штирлиц, готовьте цветы на могилку Греты Дорф — только что ее благополучно ухлопали.

ШТИРЛИЦ. Что вы говорите? Жалость какая!

МЮЛЛЕР. У вас, кажется, с ней романчик назревал? Сочувствую!

ШТИРЛИЦ. И все-то вы, обер-группенфюрер, знаете, ничего от вас не скроешь!

МЮЛЛЕР. А что делать! Работа такая у меня...

ШТИРЛИЦ. Кстати, о русской пианистке — насколько я понял, разговор шел о ней. Учтите: каждую минуту она может понадобиться мне, шефу и, главное, Борману...

МЮЛЛЕР. Ох, Штирлиц, что-то хитрое вы затеваете, очень хитрое... А старик Мюллер, как дурак, ничего не знает...

ШТИРЛИЦ. Узнаете. Уверен, скоро узнаете — работа у вас такая: куда без вас денешься?!

МЮЛЛЕР. А вот это вы верно заметили — куда без меня денешься?

ШТИРЛИЦ. Так что же русская?

МЮЛЛЕР. Успокойтесь! Взяли вашу русскую, никуда она теперь не денется. Этот идиот охранник сначала пристрелил Грету — видно, перестаралась, дура — а потом, при аресте еще двоих наших. Пришлось прикончить его на месте. Представляете, они хотели смыться в автобусе... С ума сойти! В автобусе!..