Сенешаль Ла-Рошели

Располагался он на берегу Ла-Манша, на холме возле впадения в пролив речушки Льян. Его каменная сторожевая башня была видна издалека. Неподалеку находился замок, в котором обитал владелец графства Жан Оверньский. Раньше я в Булонь не заходил, потому что в двадцать первом веке это будет рыбный порт. Но пока это еще и торговый порт, причем довольно крупный. Специализировался он на контрабанде французского вина в Англию и английской шерсти во Францию. Война делала этот бизнес рискованнее и прибыльнее. В городе было много купцов, которые купили весь захваченный груз вместе с коггами. Подозреваю, что когги перепродадут бывшим хозяевам. Графа в замке не было. Как мне сказали, Карл Шестой, несовершеннолетний король Франции, созывал вассалов для похода на Фландрию. Надо было спешить, пока в Англии чернь бунтует, и королю Роберту Второму не до войны с Францией.

К Брюгге мы вернулись рано утром и застали выход в море фламандского торгового каравана. Сколько всего в нем было судов — точно не скажу. Мы успели захватить девять. Остальные успели удрать под городские стены. Я не стал жадничать, гнаться за ними, рисковать командой. Мы зачистили от посторонних захваченные суда и, встав на якоря, занялись их инвентаризацией. Караван направлялся на Балтику, вез ткани, зеркала, изделия из стекла, кожи, китового уса, оружие и доспехи. Большая часть доспехов была миланской работы. На Балтику они добирались довольно таки кружным путем. Я решил, что в Гамбурге все это тоже купят с удовольствием, а нет — отвезем в ЛаРошель. Однако не срослось.

Переговорщики приплыли на десятивесельной плоскодонке длиной метров пять. Их было трое. Одного я раньше видел. Он часто заходил к Шарлю Оффре. Это был мужчина лет пятидесяти, седоволосый и седобородый, тучный, с тяжелой отдышкой. Одежда из дорогих тканей черного и темно-красного цветов. Фасон старый, мешковатый и без излишеств. Башмаки тупоносые. Я уже так привык к длинноносым пуленам, что любая другая обувь кажется диковинной. Поднявшись на борти по штормтрапу, купец достал из кармана черный носовой платок размером со среднее полотенце, вытер мокрые от пота, болезненно-бледные лоб и лицо, после чего высморкался в платок.

Дождавшись, когда поднимутся остальные парламентёры, и отдышавшись, начал издалека:

— Власти города не собирались нападать на вас. Вы — наши старые торговые партнеры. Многолетнее взаимовыгодное сотрудничество предполагает закрывать глаза на некоторые политические моменты. К сожалению, нашлись люди, которые вопреки приказу мэра решили поживиться…

— Сколько? — перебил я его.

— Что сколько? — спросил он.

— Сколько заплатите за то, что сниму блокаду с Брюгге? — шире и четче сформулировал я вопрос.

— Десять тысяч золотых экю, — ответил фламандец. — Включая плату за захваченные тобой суда.

— Не смеши меня! — с издевкой произнес я. — Одни суда стоят больше!

— Хорошо, двадцать тысяч, — быстро удвоил он цену.

— Сто тысяч, — резко поднял я.

После долгого торга сошлись на тридцати пяти. Судя по тому, что лица переговорщиков были не слишком кислые, примерно такую сумму они и собирались заплатить. Деньги привезли через пару часов в семи кожаных мешках. В каждом было по пять тысяч золотых фландрских монет. Надо было видеть лица арбалетчиков и матросов, которые наблюдали за пересчетом денег. Столько золота они видели впервые в жизни. В быту у них главная крупная монета — серебряный блан. На каждую бригантину, после вычета моих двух третей, получится немного меньше трех тысяч экю. На один пай — около тридцати монет. Даже юнги, получающие полпая, станут сказочно богаты.

Я решил не испытывать судьбу лишний раз, вернулся с эскадрой на Эльбу, где в безделье прождали, когда купцы распродадут привезенный товар и закупятся на обратную дорогу. Нагрузили товаром и все четыре бригантины. Мы ведь еще и долю с прибыли получим.

38

В Ла-Рошели меня ждал приказ Оливье де Клиссона незамедлительно присоединиться к французской армии, которая собиралась в Лилле, чтобы отправиться во Фландрию. Особого желания воевать с фламандцами у меня не было. Я с них свое получил. Но и напрягать отношения с бывшим побратимом Бертрана дю Геклена и, соответственно, с юным королем Франции не хотелось. Поэтому с двумя сотнями конных арбалетчиков отправился в Лилль. Пушки не брал. Без них передвигаться будем быстрее. В случае отступления это может оказаться решающим фактором. В памяти французских рыцарей еще свежи были воспоминания о сражении при Куртре, в котором фламандская пехота надрала им задницу и вывесила снятые с убитых, позолоченные шпоры в городской церкви. Я уже знал, что, чему бы грабли не учили французских рыцарей, их сердца продолжают верить в чудеса.