Сентябрь

– Да я тут, на заводе, недалеко. Рабочий я, – сказал он всё с той же чистой улыбкой.

«Да, Вася, смеялся я над тобой недавно, с твоими мучителями, пытаясь им помочь. А теперь ты помогаешь мне, доброе ты сердце, не зная моего промаха; прости ты меня», – но вслух он этого не сказал, а только постарался посмотреть с такой же чистой улыбкой на Васю.

– Хороший ты парень, Вася, добродушный и отзывчивый.

– Да ладно вам, я ведь это, как все, любой бы подошел, я ведь ничего особенного-то… не сделал, – он засмущался от слов Ивана и немного стушевался.

– А ты чего так рано поднялся?

– Да я на работу иду, мы всегда рано начинаем: машина не терпит простоя, – сказал он почему-то гордо. – А вы?

– А мне не спалось, захотел прогуляться на свежем воздухе.

– В такую рань? Ну и прогулялись. Вы бы пореже так.

Они помолчали недолго.

– Прекрасно солнце встает, небо чистое, – сказал Иван, посмотрев наверх и желая поговорить.

– Да, – протянул Вася, – а я сегодня звезду падающую видел ночью.

– Как? Конец сентября же.

– Да вот так, по расписанию они, что ли, падают? Захотела – упала, не захотела – дальше висит себе сверху. Я это…гулял поздно. («В поисках выпивки ты гулял, растяпа», – добродушно подумал Иван.) Присел на лавочку – так свежо было. Смотрю тут – летит на всех парах, аж рассекает небо своим хвостом.

– Загадал что-то?

– Э-э, нет, свое в тайне надо хранить, а то разбазарю, как всегда, – Вася сделал вид неприступного и непоколебимого стоика, но увидел, что никто не собирается у него ничего выпытывать и сам выпалил: – На море я хочу. Никогда не видел песчаного берега и в море не купался, всё работаю с ранних лет, времени нет, да и не отпустит никто меня такого. А поваляться бы на песочке да позагорать – рай! Мне ведь большего-то не надо, не прошу я вечную жизнь или любовь до гроба – на кой они мне сдались. А вот в море я бы покупался… – он закончил почти грустно, чуть опустив голову.

– Да не грусти ты, у тебя ведь… – Иван начал кашлять и остановился. На этот раз приступ прошел относительно недолго и почти незаметно. Он продолжал: – У тебя ведь вся жизнь впереди, молод ты еще.

– Так вот каждый день встаешь и говоришь себе, что жизнь вся впереди, а дни-то летят, лето проходит, а ты ждешь следующего – и так далее. Но я не унываю – вроде как вскорости точно должны дать отпуск, поеду в Крым, хоть на море погляжу да искупаюсь в холодной воде, мне же нипочем, организм сильный. Я был работником месяца дважды, уткнул там всем нос на заводе, теперь знают, каков я, уважать должны. Точно дадут, я вам говорю, – он закончил почти с бахвальством, но это было доброе бахвальство, почти детское и от этого невинное.

«Да, Вася, слышал я, как тебя там уважают. Может, они тоже по-доброму? Не были же злы, рабочие те, добродушные малые оказались. Да и любят же тебя, мечтатель», – Ивану ещё более стало совестно перед парнем. Они дошли уже до дома.

– Спасибо тебе ещё раз, очень ты мне помог. Ты заходи как-нибудь в гости, Вася, чаю выпьем, – Иван все ещё ощущал какую-то тяжесть на сердце, в том числе за свой забавный вечер с рабочими.

– Да я ведь от чистого сердца, за что «спасибо», не стоит благодарности совсем, – он опять немного покраснел, – зайду обязательно, выздоравливайте. А вас-то как зовут? А то я не спросил совсем, простите мне мою невоспитанность, я ведь не интеллигент, – последнее слово он отчеканил как строевой шаг на параде.

– Иваном зовут. Ничего, Вася, ни к чему эти интеллигентные вещицы, – сказал он с улыбкой, – спасибо тебе ещё раз, прощай, – они пожали руки и разошлись: Вася широко зашагал дальше по улице, а Иван начал взбираться по лестнице к себе в квартиру.

Иван поднялся к себе наверх; ему стало полегче, чем на улице, Вася заставил его забыть о настороженности на протяжении всего пути. Как только он открыл входную дверь, его сразу начал обуревать сон, который упрямо не хотел приходить ночью. Иван дошел до постели, разделся и прилег абсолютно без сил после своей затянувшейся прогулки, отнявшей слишком много.

***

Проснувшись, Иван не помнил ничего из того, что ему снилось, не помнил, снилось ли вообще что-то. Он раскрыл глаза и был немного потерян во времени. Голова гудела внутри. Только было он сделал телодвижение, чтобы подняться, мгновенно ощутил недомогание внутри, болезненно зачесалось в груди, все усиливая ощущения. Он угрюмо опустился обратно на спину, надеясь на отход приступа; медленно, стратегически не желая сдаваться, он словно бы отошел в сторонку на время. Иван продолжал лежать на спине, глядя в потолок. «Который час?» – задавал он себе вопрос. Он без чрезмерных усилий огляделся по сторонам и заметил часы на столе – половина одиннадцатого. «Недолго же я спал», – подумал он. Но вставать не торопился и замер на кровати.